СОДЕРЖАНИЕ.

Абу Мухаммед аль-Харири и его макамы.
Словарь.
[Предисловие автора]. Перевод А. Долининой.
Санаанская макама (первая). Перевод А. Долининой.
Хульванская макама (вторая). Перевод В. Борисова.
Макама о двух динарах (третья). Перевод В. Борисова, А. Долининой.
Димьятская макама (четвертая). Перевод В. Борисова.
Куфийская макама (пятая). Перевод А. Долининой.
Мерагская макама (шестая). Перевод В. Борисова.
Баркаидская макама (седьмая). Перевод А. Долининой.
Мааррийская макама (восьмая). Перевод А. Долининой.
Александрийская макама (девятая). Перевод В. Борисова.
Рахбийская макама (десятая). Перевод А. Долининой.
Савская макама (одиннадцатая). Перевод А. Долининой.
Дамасская макама (двенадцатая). Перевод А. Долининой.
Багдадская макама (тринадцатая). Перевод А. Долининой.
Мекканская макама (четырнадцатая). Перевод А. Долининой.
Законоведная макама ( ... Читать дальше »

Макамы — удивительный жанр: они соединяют в себе свойства стихов и прозы; изысканной литературы и живой речи; ученый спор в них соседствует с рассказом о ловкой плутовской проделке, душеспасительная исповедь — с фривольным анекдотом...
Абу Мухаммед аль-Касим ибн Али аль-Харири (1054 —1122), известный также под именем аль-Басри, является одним из крупнейших писателей арабского средневековья. В книге впервые на русском языке публикуется полный текст его макам. Главный герой макам, Абу Зейд ас-Серуджи, его проделки, сама сюжетная основа цикла отразили характерные черты эпохи, в которой создавались макамы.

В европейской литературе мы не найдем жанра, адекватного арабским макамам. Они соединяют в себе свойства стихов и прозы, изысканной украшенной литературы и живой речи; ученый спор соседствует и них с рассказом о ловкой плутовской проделке, душеспасительная проповедь — с фривольным анекдотом, назидательные рассуждения — со злой сатирой, откровенно условная композиция — ... Читать дальше »

СЛОВАРЬ.

Аба — широкая верхняя шерстяная одежда, открытая спереди.
Абд аль-Хамйд ибн Яхья аль-Катиб (ум. в 750 г.) — секретарь последнего омейядского халифа — Мервана II. Славился как великолепный оратор, знаток риторики, основоположник эпистолярного жанра в арабской литературе.
Абу Амр ибн aль-Aлá (ум. в 770 г.) — один из первых арабских филологов, знаток грамматики арабского языка и коранических разночтений.
Абу-ль-Aйнá (ум. в 896 г.) — известный поэт и литератор.
Абу- Hyвác (762—813) — знаменитый арабский поэт, прославившийся дерзкими стихами, в которых он воспевал вино и издевался над предписаниями ислама.
Абу Cyмáмa — Мусейлима, выступивший с проповедью единобожия еще при жизни Мухаммада и подчинивший себе область Йемаму. Мусульмане его не признали и в 633 г. послали против него войско. Мусейлима и многие его сподвижники были перебиты.
Абу Убада аль-Валйд ибн Убейд аль-Бухтури (820—897) — арабский поэт, прославившийся изяществ ... Читать дальше »

Рассказывал аль-Харис ибн Хаммам:
— Превратности времени обратили меня в бедняка, от друзей оторвала суровой судьбы рука, а верблюдица странствий унесла меня в дальние страны, так достиг я столицы йеменской — Саны: с пустой сумой, с нуждой за спиной — нету ни даника хлеба купить, и некуда голову приклонить. Целый день неприкаянный по улицам я бродил, словно по небу птица, по городу я кружил, а взоры свои пустил я блуждать повсюду: искали они, с кем я горе свое забуду, благородного друга, чтобы душу ему излить, о бедах поведать и печали свои утолить.
Долго-долго бродил я, и милость явил мне Аллах — всех несчастных заступник, помощник во всех делах. Привел он меня к многочисленному собранью: все теснили друг друга, и слышались чьи-то рыданья. Сквозь чащу собравшихся я стал пробираться вперед — разузнать и разведать, почему столпился народ. Наконец я увидел: в середине толпы стоит путешественник, жалкий и тощий на вид. Он рыдает и стонет, причитая и поучая, драгоценные камни ... Читать дальше »

Рассказывал аль-Харис ибн Хаммам:
— К собраниям ученых тянуться я стал, как только мальчишкою быть перестал, как только с меня амулеты сняли (1) и, как мудрому шейху, чалму повязали. Я жаждал, дабы не пропасть, к кладезю мудрости припасть. Я жадно впитывал влагу познанья, чтоб у людей добиться признанья. Распахнулись в мир ненасытные вежды — хотел я носить мудрецов одежды. В изученье наук я старался быть точным — не обходил даже малый источник.
Однажды в Хульване я очутился. И тут у друзей я добру поучился: узнавал, что украшает и что порочит, что губит, что добрую славу пророчит. Вдруг Абу Зейда я встретил в Хульване — того, с кем знакомство свел в городе Сане. И здесь добывал он себе хлеб насущный острым умом, ему присущим: он то возводил свой род к Сасанндам, то утверждал, что сродни Гассанидам, то выступал как нищий поэт, удивляя искусством мир, то смотрел гордецом, как величественный эмир. Побывал Абу Зейд в положениях всевозможных, в обстоятельствах сложных. Людей о ... Читать дальше »

Рассказывал аль-Харис ибн Хаммам:
— Собрало нас с друзьями веселье, словно жемчужины в ожерелье. И беседы нашей огниво сыпало искры без перерыва. Не разжигая пламени спора, сучили мы нити разговора, вспоминали стихи и рассказы, веселые шутки и проказы. И вдруг перед нами— чужой, оборванный и хромой. Говорит:
— О несравненно драгоценные, неизменно блаженные! Пусть усладою будет ваше житье и сладостным — утреннее питье. Взгляните: имел я товарищей, был тороват, славил бога и был богат, владел деревьями и деревнями, одаривал щедрыми дарами. Но вот одолели меня превратности, оседлали меня неприятности, черные беды чредою ко мне вошли, искры злобной зависти обожгли, так что ладони мои обеднели, жилище и двор оскудели, иссякли источники благ земных, иссохла земля в полях моих, распался дружеский круг, и ложе каменным стало вдруг.
Пошли измены и перемены, рыданье родных услышали стены. И привязь пустая — нету коня; кто завидовал мне — стал жалеть меня. Пропало богатство, ... Читать дальше »

Рассказывал аль-Харис ибн Хаммам:
— Странствовал я много дней подряд, наконец дорога привела меня в город Димьят. Жизнь тогда смотрела на меня благосклонно, и многие дружить со мной были склонны. Мне улыбался благоденствия лик: шелка и парчу носить я привык. В пути у меня была опора: друзья, сломавшие палку раздора. Сливками согласия мы наслаждались, зубьями единого гребня казались. Воедино в пути наши души слились, на быстрых верблюдах мы к цели неслись. Недолгими были наши привалы, недолго в оазисах мы отдыхали: как только каждый воды напьется, снова в путь — к другому колодцу.
Однажды решили мы украсть у ночи хотя бы первую часть: спустилась уж тьма — а мы идем, безлунна ночь — а нам нипочем! Но вот рассвет размывает мрак — ночь седеет, и нам на отдых пора. Уже напала на нас дремота, а в рот забралась зевота. На колени верблюдов мы опустили, стреножив бурых, пастись пустили. И разбили свои шатры у подножия пологой горы, овеваемой ветром восточным, свежим, который прохл ... Читать дальше »

Рассказывал аль-Харис ибн Хаммам:
— Как-то вечером в Куфе у нас собралась компания — те, кто вскормлены с детства молоком красноречья и знания. Растянулся над нами плащ темноты на подкладке из лунного света, и звезды висели на нем как серебряные амулеты. Но ярче сверкали звезды речей, что в нашей беседе спешили зажечься,— речи такие в памяти надо беречь, от них не нужно беречься; это речи, к которым люди склоняются, а не те, от которых они уклоняются.
Так в разговорах ночь протекала без сна, пока не зашла луна. Мрак раскинул над миром черный шатер, на глаза покрывало дремы простер. И вдруг мы за дверью услышали тихий звук, словно лай приглушенный (1), и чей-то настойчивый стук. Мы спросили:
— Кто у дверей? О пришелец ночной! Откликнись скорей! И пришелец ответил:

Рассказывал аль-Харис ибн Хаммам:
— Однажды в Мераге в диван к писцам я зашел, где собранье любителей слова нашел. Знатоки красноречья сидели кружком и увлеченно вели речь о том, что писатели нынче писать не умеют, ничего в острословье не разумеют, что бразды красноречья еле держат в руках, по бездорожью блуждают впотьмах, а если стремятся прямую дорогу найти, то лишь топчут древних поэтов пути.
В споре воспламенились противники; в корзину беседы без разбору летели финики — не только спелые, полновесные, но и незрелые — мусор словесный.
А в углу, среди слуг, старик сидел и на собранье с прищуром глядел. И было видно по блеску глаз, что старец встанет — вот-вот, сейчас! — да и сразится со всеми зараз. Но долго он в напряженном молчанье перебирал свои стрелы в колчане, до поры затаился, но был начеку — словно лев, что готовится к прыжку. Когда же утих бурный вихрь словопрений, когда погасло пламя суждений и обсуждений и кипучий поток речей прекратился, поднялся стари ... Читать дальше »

Рассказывал аль-Харис ибн Хаммам:
— Связанный путами путей и дорог, утружденный плаваньем по морю утрат и тревог, к Баркаиду иракскому я барку свою пригнал — день розговин (1) там провести пожелал. Наконец утро праздника занялось, народу множество собралось, все спешили к мечети — и пеший и конный согласно Аллаха закону стремились положенное совершить: подаяние бедным раздать и молитву достойную сотворить. И я, по обычаю, обрядившись в новое платье, встал среди простолюдья и знати. Мечеть наполнялась за рядом ряд; казалось, ни шагу не ступишь — так плотно люди стоят.
Но вдруг какой-то старик с мешком появился меж нами, в черной простой одежде, с закрытыми плотно глазами. Старуха его за рукав вела — как ифрит, безобразна старуха была! (2) Шел он, качаясь, словно лишенный сил, слова приветствия чуть слышно произносил. Потом он стал в стороне, руку засунул в мешок, оттуда исписанные листки извлек и приказал ифритке своей средь собравшихся высмотреть богачей и тем, чьи руки в ... Читать дальше »

Рассказывал аль-Харис ибн Хаммам:
— Раз в аль-Маарре слышал я удивительный спор: явились двое к судье во двор — беззубый старик, что с утехами плоти, как видно, давно распрощался, и томный юнец, чей стан как нежная ветвь изгибался. Старик сказал:
— Аллах да умножит силы мудрого кади, чтобы тот, кто прав, у него не остался внакладе. Рассуди нас: была у меня невольница — и трудолюбица, и угодница, с боками тонкими и прямою спиной, с телом, прохладным даже в июльский зной. Она то в своем уголке ютится, то скачет, как резвая кобылица. Но умерена резвость ее узлом и крепкой уздой, которую тянет она за собой. У кого в ней нужда — тот покрепче ее обоймет и в платье со шлейфом гулять поведет, но не всем управиться с ней легко — иного ранит она глубоко: хоть рот без зубов, да остер язык, что неловкие пальцы жалить привык. А если она в искусных руках окажется — словно дразнит: то спрячется, то покажется.
Дело полезное моя невольница знала: что разъято — прочно соединяла. Был ... Читать дальше »

Рассказывал аль-Харис ибн Хаммам:
— Молодому дома не сидится — жаждет молодой купец нажиться. Так изведал я дороги Магриба и узнал пути Машрика (1). Не раз я в жизни рисковал, зато богатство себе собрал. Внимал я заветам мудрецов и советам умных купцов. Вот один из них — не хуже, не лучше других: «Вступая в незнакомый град, ты разузнай у самых врат, чем городской судья богат и чему он будет рад». Учтивостью я кади покорял, благоразумием к себе располагал, чтоб у меня была опора, если возникнет с кем-нибудь ссора. Старался я дружбу с кади вести, дабы свои интересы блюсти. И дружба та была неразрывна, как смесь вина с водой неразливна. Сильный дух укрепляет тело, а знакомый судья — купецкое дело.
В Александрии у кади однажды я был. Дул ветер холодный, и ливень лил. Неимущих просьбы судья разбирал, даянья богатых он им раздавал. Вдруг моложавая женщина входит к судье, безобразный старик за ней — как на узде. Сказала красавица:
— Да будет Аллах для судьи советчиком, чт ... Читать дальше »

Рассказывал аль-Харис ибн Хаммам:
— Пристрастие к путешествиям повлекло меня за собой, и я оседлал верблюдицу собираясь поспорить с судьбой, решимости меч не мешкая обнажил и в дорогу далекую поспешил. В Рахбе сирийской я бросил свои якоря, за надежный приют Аллаха благодаря. И когда, отдохнув, я вышел из бани с чисто выбритой головой, я был остановлен пестрой и шумной толпой. Вижу: мальчик в толпе, красивый и стройный, как тополь, и какой-то старик за рукав его тянет, издавая громкие вопли: дескать, сына его этот мальчик убил! А мальчик клянется изо всех своих сил, что напрасны вовсе его обвинения и ужасны и злостны его подозрения.
Спор разгорался, искры летели, ни на чем сойтись они не хотели. Наконец решили: пусть рассудит их дело вали. А за этим вали дурные склонности знали: в пристрастии к мальчикам подозревали. Спорщики бросились к дому вали быстрее, чем ас-Сулейк-скороход, и старик перед вали повторил свои жалобы, надеясь на удачный исход. Но локоны мальчика успели ... Читать дальше »

Рассказывал аль-Харис ибн Хаммам:
— Сердце мое ожесточилось — видно, от странствий оно утомилось, и, в Саву приехав я его врачевать решил по завету пророка — посещеньем могил. И когда я пришел в обитель печали, туда, где в земле истлевшие кости лежали, я увидел толпу людей у могилы открытой и тело, которое вот-вот будет в могилу зарыто. Размышляя о возвращенье к Аллаху, подошел я на похороны взглянуть, вспоминая родных и друзей, кого провожал я в последний путь. А когда свершился обряд погребения, когда замолкли слова сожаления, некий старец с посохом странника взошел на холмик земли, но лица его мы разглядеть не могли, ибо голову он закутал плащом (что в этом кроется хитрость — я не ведал еще). Он сказал.
— Зрелищем сим поучайтесь, благочестивые! Засучив рукава трудитесь, вы, нерадивые! Призадумайтесь, о беспечные, как ваши дни бегут быстротечные! Почему не печалит вас погребение ваших родных? Почему вы печетесь о делах земных? Почему превратности времени вас не тревожат ... Читать дальше »

Рассказывал аль-Харис ибн Хаммам:
— Раз из Ирака отправился я в Дамасскую Гуту (1): снял с верблюдиц породистых крепкие путы, навьючил на них вьюки с поклажей богатой, нагрузил свой кошель звонким златом — словно вымя, полное молока,— чтоб в дороге от скудости не сжималась рука. На пути много трудностей мы претерпели; устали наши верблюдицы и ослабели. Но я увидел, что справедлив о Гуте людской рассказ: все вокруг веселило душу и тешило глаз. Благодарный судьбе за ниспосланные услады, сломал я страстей преграды и в их бесконечном кружении сбирал повсюду плоды наслаждения, пока мои спутники не замыслили возвращение. И тогда я от ослепленья очнулся, родину вспомнил и сердцем к ней потянулся. Свернул палатку разлуки и узду возвращения взял я в руки. Все были готовы, меж собой сговорились, но пуститься в путь не решились: нам нужен был сторож и проводник, что к трудным путям в пустыне привык. Мы по всем племенам его искали, тысячи хитростей употребляли, но напрасны были наши старани ... Читать дальше »

Рассказывал аль-Харис ибн Хаммам:
— В Багдаде бог дал мне добрых друзей — искусных поэтов тесный кружок; на славном ристалище стихотворства никто состязаться с ними не мог.
Раз мы сидели на берегу, беседуя всласть; наша речь, словно струи Тигра, свободно лилась, и слов причудливо вытканный ряд благоуханием мог посрамить цветов аромат. Но к полудню источники мудрости оскудели, и тела, и души на покой захотели. Вдруг мы увидели, что старуха какая-то направляется к нам бегом — словно добрый конь, не сдерживаемый седоком. А за собой тащит она толпу детей, изможденных и грязных,— как будто птенцов неоперенных, слабых и несуразных. Видно, нашла она, кого искала, ибо тут же к нам подбежала и сказала:
— Да благословит Аллах благодетелей, благородных радетелей! Вы — прибежище надежд бедняков, защитники вдов и немощных стариков! Знайте, что я из знатного рода, что предки мои были первыми среди своего народа: без их приказа не ступала нога, без их повеления не тянулась рука. ... Читать дальше »

Рассказывал аль-Харис ибн Хаммам:
— Я покинул славный Дар ас-Салам и отправился в хаджж, как велит ислам. По воле Аллаха завершили мы все обряды и телесную сладость снова вкусить были рады. А когда возвращаться наступила пора, настигла нас летняя жара, и заставил меня беспощадный зной искать защиты над головой. Я сидел с друзьями под покровом палатки, и наша беседа текла остроумно и сладко; А жара между тем разгоралась, и в камнях раскаленных слепли от солнца хамелеоны. Вдруг перед нами оказался старик дряхлый, еле бредущий, а рядом с ним — юноша цветущий. С тонким приветствием старик обратился к нам, словно к старым друзьям. А мы внимали и восхищались, как с ожерелья его речей жемчужины рассыпались. Но удивлялись, что он посмел свой обильный поток пролить — ведь дорогу его потоку мы еще не успели открыть. Наконец мы спросили:
— Кто ты, старик? И как ты сюда без разрешенья проник?
И ответил он:
— Я — проситель, нужда — мой гонитель, мой жалкий вид — за меня ... Читать дальше »

Рассказывал аль-Харис ибн Хаммам:
— Однажды бессонница на меня напала, в сети свои поймала. Ночь была в черной рубахе из туч, сквозь нее не просвечивал лунный луч. И был я в ту ночь мрачней, чем любовник у запертых дверей. В сердце моем были тоска и смятение, в мыслях — заботы и волнения, и, томясь в мучениях, я пожелал, чтоб Аллах собеседника славного мне послал, который мог бы приятной беседой помочь скоротать эту долгую черную ночь.
Едва я высказал свое желание, как Аллах оказал мне благодеяние: кто-то в дверь ко мне постучал и хриплым голосом хозяев позвал. Я сказал себе: «Посмотри, семя желания уже принесло свой плод, и он, словно месяц, осветил ночной небосвод». К двери я подошел тотчас, спросил:
— Кто стучится в столь поздний час?
И услышал:
— Путник, мраком ночным уловленный, дождем проливным остановленный, просит приюта до рассвета лишь отдохнуть, а когда рассветет — опять отправится в путь.
Говорит аль-Харис ибн Хаммам:
— Первы ... Читать дальше »

Рассказывал аль-Харис ибн Хаммам:
— Был я в Магрибе — не на торге, не на ловитве, а в мечети на вечерней молитве. Когда все положенное я завершил и добавил то, что добавить решил, увидал я компанию, сидевшую в отдалении. Ну и люди — прямо на удивление! Огнивом речей то и дело искры они высекали и чашу беседы по кругу пускали. Захотелось мне с ними поговорить, словцо остроумное уловить и жажду познания угомонить. Как прихлебатель спешит на пир, устремился я к ним, чтобы снять с их варева жир, и спросил их:
— Примете гостя? Я пришел насладиться беседой — отнюдь не объесть соседа! Меня приманил остроумия сок, а не сочного мяса кусок!
И они меня присесть пригласили, потеснились и место мне уступили. Я уселся быстрее, чем молния в небе мелькнет, скорее, чем птица испуганная вспорхнет, как вдруг приблизился странник с мешком за плечами и приветствовал нас всего лишь двумя словами. Затем сказал:
— О мужи благородные, не бесплодные, годные на деяния богоугодные! Неу ... Читать дальше »

Рассказывал аль-Харис ибн Хаммам:
— Как-то раз в далекой богатой стране мужей компания попалась мне. Умом и красой их лица блистали — словно звезды во мраке сияли. В споре горячем они напрягали выи, состязаясь, как лошади скаковые. И мне захотелось кое-чему у них поучиться и плодами их спора насладиться. Когда я пристроился к их компании — словно бусина к тем, что были нанизаны ранее,— они спросили:
— Не из тех ли ты, кто в словесные битвы войско свое бросает и в колодцы спора ведро опускает?
Я сказал:
— Нет, я всегда стою в стороне, копье и меч неподвластны мне. Меня вы в битву не вовлекайте, друг другу загадки задавайте.
А был их компании венцом старик с изможденным, бледным лицом, словно злые беды его изнурили или знойные ветры иссушили, так что стал он тощим, словно калам, словно клещ, что ползает по пескам. Но уж так он ловко на все отвечал — перед ним бы Сахбан, как немой, молчал!
От восторга душа моя замирала: все неясное речь его проясн ... Читать дальше »

Рассказывал аль-Харис ибн Хаммам:
— Из Дамаска однажды я возвращался, с караваном племени бану нумейр в Багдад направлялся. В караване были люди богатые и не скупые — тороватые. Был там и Абу Зейд — нашего времени диво: он всякого говорливого сделает молчаливым, тоскливого заставит смеяться, а торопливого — задержаться. В Синджаре устроили мы привал, а в тот день один купец всех на пир сзывал: высокого и низкого, далекого и близкого, молодого и старика, богатого и бедняка, оседлого и бедуина, знатного и простолюдина. Получили и мы приглашение на это роскошное угощение и, чтобы хозяина не обижать, пришли и сели, приготовившись пировать.
Были там яства, что берутся одной рукой(1) и те, что не съешь без участья руки другой (2). Кушанья глаз красотою ласкали и вкусом своим язык ублажали. Потом принесли нам стеклянные чаши, красивей которых нету: подобны они застывшему лунному свету, или словно из воздуха их отлили, из тончайшей солнечной пыли. Напитков полны они ароматных, на ... Читать дальше »

Рассказывал аль-Харис ибн Хаммам:
— Был в Ираке засушливый год: ветер дует, а туч не несет. Но странники говорили, что в Нисибине житье привольное — земля плодородна, а люди жизнью довольны. И вот оседлал я верблюда махрийского (1), к седлу приторочил копье самхарийское (2). То в гору, то вниз с горы крутой, земли сменялись одна за другой. И вот в Нисибине я — всадник усталый на верблюжьем горбу исхудалом. Нисибинскою жизнью я наслаждался, а верблюд мой сочной травою питался. И решил я остаться в этом краю, пока дождь не напоит землю мою.
Не успели глаза мои ополоснуться сном, не успела ночь разрешиться от бремени днем, гляжу: Абу Зейд по городу бродит, без цели как будто, а пользу находит — из уст он сыплет жемчужины слов и выдаивает щедрые струи даров. За труды мне судьба добычу послала, одинокой стреле двойника сыскала! И стал я, как тень, за ним ходить, на лету слова Абу Зейда ловить. Но вдруг на него лихорадка напала, на костях его мяса оставила мало, затянулась боле ... Читать дальше »

Рассказывал аль-Харис ибн Хаммам:
— В город Мейяфарикин приехал я не один: были со мною друзья мои верные, советчики нелицемерные, не спорщики в пустом разговоре, а те, кто делит с тобой и радость и горе, ничего в потемках души не таящие, товарищи настоящие,— с ними ты точно в доме родном с матерью и с отцом.
Когда мы верблюдов остановили и движенье отдыхом заменили, обещали верность друг другу хранить и на чужбине надежной опорою быть. Определили мы место сбора для ежедневного разговора, чтобы утром и вечером нам сходиться и новостями делиться. Вот как-то раз в нашем собранье привычном появился гость необычный: в речах своих был он смел, громко приветствовал нас, а голос его звенел, словно владел он чарами колдунов или вышел охотиться на львов. После приветствия он сказал:

Рассказывал аль-Харис ибн Хаммам:
— Когда научился я добро отличать от зла и понимать, какие последствия влекут за собою мои дела, к слушанью проповедей я пристрастился и от речей дурных отвратился, чтоб узорами добродетели разукрасить свои деяния и зашить прореху порока на их одеянии. Душе своей путь я наметил правый, погасил в ней уголь дурного нрава и, презрев дары заблуждения, стал я праведником без принуждения — в этом видел я для себя услаждение.
Чистый, без пагубных страстей, прибыл я в город Рей, различая четко, где правда, где ложь, какой поступок дурен, а какой хорош.
Однажды поутру я увидел: бежит народ, толпа за толпой, как саранчи поднявшийся рой или словно табун скаковых лошадей, и вихрится пыль по следам людей. А бегущие призывают друг друга поторопиться, чтобы проповедью насладиться: проповедника нового славят они до небес — словно сам Ибн Самун перед ними воскрес!
А когда мне хочется проповедь услыхать, меня не может ничто удержать — не меша ... Читать дальше »

Рассказывал аль-Харис ибн Хаммам:
— Как-то раз проводил я досуг на берегах Евфрата. Завел я там дружбу с писцами, что были искусней сыновей аль-Фурата (1): если кто из них скажет слово, то слаще оно воды родниковой. Меня привлекало не их имущество, а блестящих умов преимущество, не вкусное угощение, а к мудрости приобщение. Напившись их знаний, бивших ключом, из бедняка я стал богачом. Я компанию с ними водил: шутки передавал и тайны хранил. Был я для них товарищем на всяком тучном и тощем пастбище, и душа моя каждому была близка, словно собственная рука. Не расставался я с ними — и вскоре стал им другом и в радости, и в горе.
Однажды им было дано поручение о нолях и посевах составить точное донесение. Корабль они себе выбрали сами — черный, с высокими парусами, такой, что быстрее тучи летит, змеей по волнам скользит, а кажется, будто на месте стоит. И меня позвали с ними в путь собираться — как уж тут было отказаться! Мы оперлись ногами на стремена нашего черного скакуна ... Читать дальше »

Рассказывал аль-Харис ибн Хаммам:
— Как-то в юности покинул я отчий дом из-за несчастий, обступивших меня кругом и внушивших душе моей великий страх, так что решил я ночью бежать второпях. Опрокинул и вылил я чашу дремоты и быстрых верблюдов пустил по буграм и болотам, ехал там, где ничья нога не ступала, птица ката и та не залетала. Наконец я прибыл в Город мира — Багдад, где беглецу никакие опасности не грозят. С одеждами страха я расстался, гулял по городу и развлекался, плоды удовольствия срывал я и здесь и там и к остроумным прислушивался словам.
Однажды, я вышел на площадь, что была позади дворца,— прогулять своего жеребца и дать своим любопытным глазам побродить по красивым местам. Вдруг я вижу: всадники скачут вперед и повсюду толпится народ. А там, в середине, на майдане,— старик в калансуве и тайласане. Я пригляделся — этот старик мальчишку в рваном джильбабе держит за воротник и, ничего не говоря, тащит его прямо к халифским дверям. А у самых дверей на подушках ... Читать дальше »

Рассказывал аль-Харис ибн Хаммам:
— Проводил я в Катыат ар-Раби весенние дни. Сколь же сладостны были они! Лица друзей моих сияли, словно цветы, и на всех источали аромат доброты. Их речь, как ночной ветерок, нежна, с ними и лютня не нужна. В этой компании, подобной весеннему лугу, клялись мы верность хранить друг другу, меж собою не пререкаться, в одиночку утехам не предаваться и себе пред другими не оказывать предпочтения ни на мгновение.
Однажды видим: едва рассвело, облаками небо заволокло, и влагу они готовы пролить — напитком утренним все вокруг напоить. Захотелось нам прогуляться, прохладой понаслаждаться, чтобы зелени пышные узоры нам потешили взоры, а дождя лицезрение принесло бы нашим сердцам упоение. И в эту прекрасную погоду вышли мы, как двенадцать месяцев года,— остроумцы-любезники, дружнее, чем Джазимы сотрапезники (1), и направились в сад благоухающий, свои сокровища нам раскрывающий. Темно-желтым строптивым были наши кувшины полны, а виночерпий — прекрасн ... Читать дальше »

Рассказывал аль-Харис ибн Хаммам:
— Как-то раз остался я на зиму в Карадже из-за торговых дел и из-за долга, который я кое с кого получить хотел. А зимою в Карадже стужа сурова — не хотел бы я испытать ее снова. Холод жег и терзал меня, заставлял все время сидеть у огня. Я по целым дням не выползал из норы до той поры, пока не откликнусь на голос голода, когда он меня вконец доймет, или на голос муэдзина, когда он к молитве меня призовет. И вот однажды, когда дул ветер колючий и низко нависли тучи, пришлось мне гнездо свое покинуть из-за дела, которое нельзя было отодвинуть. Вдруг я увидел почти раздетого старика — фута на нем так была коротка, что ноги не прикрывала, а его голову небольшая чалма обвивала. Густая толпа вокруг стоит, а он, своей наготы не стесняясь, громко стихи говорит:

Рассказывал аль-Харис ибн Хаммам:
— Путешествуя как-то раз, попал я на рынок в Ахваз, неудачами удрученный, в платье нужды облаченный. Дни проходили черные, беды за мною гнались упорные. Наконец свои горести я решил отринуть и город Ахваз покинуть, словно стоянку, затерянную в пустыне, и о нем не помнить отныне; от скудных лужиц его отвратился, подобрал подол — и воды обильные искать пустился. Две ночи провел я в пути, мечтая пристанище найти,— и вдруг на дороге шатер стоит, а перед шатром костер горит. Я решил:
— Подойду поближе — напиться и отдохнуть, а быть может, тот, кто сидит у костра, укажет мне верный путь.
Подошел и увидел мальчиков, окруживших костер,— красавцев как на подбор,— и в богатой одежде с ними старик седой, перед ним роскошные фрукты горой. Я поздоровался, поклонился и в сторону удалился, а он ко мне повернулся, приветливо улыбнулся и сказал:
— Не хочешь ли к нам подсесть, фруктов поесть? Приятной беседой ты окажешь нам честь!
Не у ... Читать дальше »

Рассказывал аль-Харис ибн Хаммам:
— Когда я был юнцом, недавно ушедшим от детства, захотелось мне пожить с бедуинами по соседству: воспринять их характер — гордый, нерабский — и наслушаться речи чисто арабской (1). И вот, приготовившись к трудам и дорогам длинным, я начал свой путь по горам и долинам. Ревущих купил я, сколько в пустыне надо, и блеющих также — целое стадо (2).
У красноречивых нашел я приют — у тех, кто, словно эмиры, привольную жизнь ведут. И стал я жить средь сынов пустыни, не боясь ни забот, ни клыков отныне: бедуины мне лучшие пастбища дали и от вражеских стрел меня защищали.
Как-то лунною ночью зашла далеко обильно дававшая мне молоко. Решил я тотчас отправиться в путь — поскорее сбежавшую вернуть. Схватил я копье и вскочил на коня, и конь галопом понес меня по голой пустыне, по лесистой долине. Но своей верблюдицы я не сыскал, хотя до самой зари скакал. Я прервал ненадолго свою ловитву — только для утренней молитвы. Снова потом я в седло вскочи ... Читать дальше »

Рассказывал аль-Харис ибн Хаммам:
— Я погрузил на верблюдов канд и отправился торговать в Самарканд. А был я в то время строен станом и в движении пребывал неустанном, лук веселья натягивал то и дело — от меня ни одна утеха не улетела! И по молодости беспечной предавался я радостям быстротечным.
Много дней я провел в дороге на жаре, па ветру, наконец пришел в Самарканд в пятницу поутру. Путь был трудным, но я не устал и отдыхать не стал, пока пристанища себе не сыскал. Верблюдов я разгрузил, тюки свои подсчитал и сложил и в баню тотчас поспешил: дорожную пыль удалил и все грехи, согласно хадису известному, смыл (1). А потом в мечеть направил стопы, стараясь быть впереди толпы,— я хотел оказаться прямо сзади имама: по хадису так надо, чтобы сравняться с тем, кто в жертву принес верблюдов целое стадо. Одним из первых в мечети я оказался и, чтобы хутбу послушать, в самую середину пробрался. А люди спешили на молитву без проволочки — толпами, парами, поодиночке, и скоро мечет ... Читать дальше »

Рассказывал аль-Харис ибн Хаммам:
— Судьба жестокая, которая часто наши желания гасит, как-то раз против воли занесла меня в город Васит. Город был мне совсем незнаком, не знал я, кого там встречу, найду ли приют и дом. Был я как рыба, выброшенная на берег морской, или как в черном локоне волос седой, когда счастье мое лицемерное и доля неверная привели меня в хан, где бывают приезжие из многих стран, люди разные, деловые и праздные. И двор, и худжры были в том хане чистые, а постояльцы — речистые. Это нравилось чужестранцам, и они подолгу здесь пребывали, даже тоску по родине забывали.
Я в худжре отдельной расположился — благо, хозяин не дорожился,— не пробыл там и минуты одной, как слышу вдруг голос за стеной:
— Подымайся, сынок, удача тебя ожидает, и враг не подстерегает. Возьми с собой луноликую, белоликую, самого чистого происхождения, чья плоть истерзана до измождения: сначала завернута, потом раскрыта, заключена в тюрьму и побита, напоена, потом воды лишена ... Читать дальше »

Рассказывал аль-Харис ибн Хаммам:
— Покинул я славный город, который выстроил аль-Мансур (1), и отправился в Сур. Жилось мне в Суре привольно: положение я занимал высокое и всего мне было довольно. Мог я друзей своих поддерживать и приближать, мог врагов обижать и унижать. Но вот потянуло меня в Каир, как тянется к лекарю больной и как тянется щедрый раздавать дары своею рукой. Отбросил я все, что в Суре меня держало, оставаться там заставляло, вскочил на спину сына дороги (2), и поскакал он быстрее, чем страус бежит крепконогий. Много трудностей и опасностей я испытал в пути, не раз мог я гибель свою найти, и конец путешествия меня обрадовал, как радует пьяницу утром чаша вина, а заблудившегося — дорога, которая стала ему видна.
Однажды выехал я на прогулку; мелкой рысцой бежал мой конь по каирским улицам и переулкам. Вдруг я увидел нескольких всадников, подобных светилам в ночных небесах, на славных арабских скакунах. Из любопытства я решил разузнать, кто эти люди и куд ... Читать дальше »

Рассказывал аль-Харис ибн Хаммам:
— Когда во мне молодость бурлила, мешала мне молодая сила в доме своем сидеть, как в гнезде, и я решил побывать везде. Я знал, что странствия опытом полнят душу, домоседство же разум сушит. Поэтому стрелы расспросов повсюду я рассылал, огонь любознательности в себе разжигал и от Аллаха благословения ждал. Наконец тверже камня решимость моя укрепилась и цель утвердилась: задумал я в Сирию путь держать — на побережье торговлю начать. В дорогу далекую пустился я без оглядки и в ар-Рамле разбил наконец палатку.
Но тут же я встретил караван, готовый к ночному пути,— собирались паломники в Мекку идти. И сразу меня охватила страсть в священный город попасть; спешно стал я готовить верблюжью снасть.


Вот наш караван, с ... Читать дальше »

Рассказывал аль-Харис ибн Хаммам:
— Когда завершил я все, что в хаджже делать положено, и выполнил то, что на паломника Аллахом возложено, от нерадивых я решил отличиться — могиле посланника светлого поклониться, отправиться в Город пророка (1), именуемый также Тайба, вместе с сынами племени шайба. Но мне говорили, что дороги туда опасные, что арабы священных городов меж собою заводят ссоры ужасные. Начались тут сомнения и колебания, упование сменяло отчаяние, желание нас вперед подгоняло, опасение — за руки хватало. Наконец мое сердце благочестию подчинилось и наше дело решилось: снарядил я верблюда быстроходного для путешествия богоугодного, и в доброй компании напрямик мы пустились в путь, ни днем ни ночью не давая себе отдохнуть.
Утомившись, мы сбросили свой скарб на стоянке племени харб, а этого племени сыны только что вернулись с войны. Искали мы, где бы шатры разбить и сладкой водою жажду свою утолить, вдруг видим: люди бегут, словно толпа неверных устремилась к св ... Читать дальше »

Рассказывал аль-Харис ибн Хаммам:
— Я рано направил все свои помыслы па постижение божьего промысла — и обет решил Аллаху дать: ни одной молитвы не пропускать. Я думал всегда — ив знойной пустыне, и в праздник, когда веселиться не стыдно,— о времени быстротекущем, всех правоверных к молитве ведущем. Я с радостью в сердце часы встречал, когда муэдзин с минарета кричал, и средь тягот пути не забывал для общенья с Аллахом сделать привал. Когда назначенный час наступал, я на молитвенный коврик ступал, боясь великого прегрешенья — святой молитвы несовершенья.
Однажды в Тифлисе среди бедняков я молился, и, когда весь люд но домам расходился, вдруг пред нами нищий старик явился: паралич лицо его перекосил, был он в ветхой одежде и казался лишенным жизненных сил. Сказал незнакомец:
— Заклинаю я вас, благороднорожденных, молоком благочестия вспоенных: на короткое время остановитесь и выслушать мою мысль потрудитесь. А после делайте что хотите: или дарите, или, не одарив, ух ... Читать дальше »

Рассказывал аль-Харис ибн Хаммам:
— Когда по дороге в Забид пересекал я пустыни едва проходимые, был со мною мои невольник любимый. Этого юношу вырастил я и воспитал, обучал его и на путь прямой наставлял. Вел он себя примерно, служил мне верно, не ошибался, во всем угождал, желанья мои предупреждал. Немудрено, что был я привязан к нему всей душой и, куда бы пи ехал, всегда его брал с собой. Но в Забиде губительница судьба унесла моего раба. Проводил я носилки его погребальные дорогой печальной и потом целый год от горя мне в горло не лез кусок, а решиться купить невольника нового никак я не мог!
В одиночестве было трудно, тяжко и скудно; захотелось мне вновь обрести покой, н решил я жемчужину утраченную жемчужиной заменить другой. Попросил я забидских работорговцев :
— Подыщите такого, что мне по вкусу придется — пусть он будет красивый, расторопный, красноречивый, из тех, кого благородные люди вскормили и обучили и лишь по бедности с ним расстаться решили.
... Читать дальше »

Рассказывал аль-Харис ибн Хаммам:
— Бродя по Ширазу как-то раз, я увидел компанию — усладу для глаз. Прохожий мимо не мог пройти, куда б ни спешил на своем пути. И ноги сами понесли меня к ней, чтобы выведать поскорей, где запрятан алмаз ее речей, и чтобы отведать, какие плоды принесут столь прекрасные цветы. Такое собрание где еще встретишь, где столько полезных мыслей приметишь! Показалась мне их беседа отрадной, словно сок хмельной лозы виноградной.
Вдруг смотрим: в общество наше проник какой-то оборванный, дряхлый старик. Он приветствовал нас красноречиво, всем поклонился учтиво, сел средь собравшихся, обхватив руками колени,и сказал:
— О Аллах, избавь нас от прегрешений!
Но все глядели на лохмотья его с презрением, забыв полезное поучение: не внешность мужа внушает почтение, а лишь язык и сердце — хоть ростом они малы — достойны хвалы или хулы. Каждый шутил над ним и был готов сжечь сандал его речи вместо дров. Но старик не выдал им ни намеком, с кем он ... Читать дальше »

Рассказывал аль-Харис ибн Хаммам:
— Привел я в Малатью караван, расставшись с местами родными, и был мой кошель наполнен монетами золотыми. Там я привык на водопои беседы каждый день приводить свой язык и закидывать сети в водоемы острот — уж от меня ни одна из них не уйдет! Что вниманья достойно — я примечал, красноречивых я привечал, пастбищ адаба пе пропускал.
Когда делами кончил я заниматься и решил, что пора с Малатией расстаться, пошел я купить себе в дорогу всего понемногу. Когда же и с этим было покончено дело и к отъезду все, как говорится, вскипело, я увидел компанию честную — из девяти человек, небольшую; они на пригорок поднялись и вином запаслись. Приятность их поведения и сладость слов меня приковали крепче любых оков. Захотелось мне на прощание посидеть в этой милой компании — не ради того, чтоб вина напиться, а чтобы беседой упиться, не ради того, чтобы чаши свершали привычный круг, а чтобы пополнить знаний своих сундук. И я их компанию округлил, ибо десят ... Читать дальше »

Рассказывал аль-Харис ибн Хаммам:
— В Сааду судьба меня привела в те дни, когда строен я был, как стрела, и легко обгонял степного осла. Я зеленью Саады налюбовался, красотам города наудивлялся, а потом спросил обладателей знания, где обитают люди высокого звания, владетели состояния, чтобы во тьме их огнем освещаться, а в минуту тяжелую силой от них напитаться.
И указали мне люди на кади не только его богатства ради: саадский кади был тамимитом, а племя это благородством и щедростью знаменито. Дружбу с кади я вскоре завязал и эхом ответным слов его стал. Я наслаждался медом общения, но нечастыми были мои посещения — боялся я надоесть и вызвать к себе отвращение. Было мне в этом немало прока — стал я в доме кади своим, как Сальмаи в семействе пророка Я присутствовал при разбирательстве споров, становился свидетелем раздоров и мпр между теми, кто судился, творил: обиженного с обидчиком мирил.
В один из дней, когда кади вершил дела и зала, как улей, полна была, появи ... Читать дальше »

Рассказывал аль-Харис ибн Хаммам:
— С тех пор как стали дороги тянуться к моим ногам и чернила стал извергать мой калам (1), полюбил я полезные изречения и истории назидательные, поучительные рассказы разыскивать стал старательно, из источника мудрости их я жаждал напиться, как путник ночной к огню стремится. А владельцев адаба когда я отыскивал, то удерживал их за стремя и закят с их сокровищ взыскивал, но такого, как серуджиец, я не видал и никогда не встречал, у кого бы из туч ливень лился сильнее и кто бы смолу клал на дырки точнее. Однако он был непоседлив, словно месяц на небесах, и подвижен, словно пословица, что у всех на устах. Меня манил его красноречия свет и привлекала тонкость его бесед — ради них часто родину я покидал, а тяготы путешествия сладостными считал.
Однажды во время странствий решил я в Мерве остановиться — свидание с Абу Зейдом мне предсказали птицы (2). Искал я его на рынках и на майданах, путешественников расспрашивал в ханах, да никак не мог я ... Читать дальше »

Рассказывал аль-Харис ибн Хаммам:
— С тех пор как голос мой начал ломаться, а щеки — юношеским пушком покрываться, возымел я к странствиям неодолимую страсть, в далекие страны мне захотелось попасть. По степям и пустыням, не слезая с верблюжьей спины, в долины спускаясь и поднимаясь вверх, на холмы, готов был без устали ездить я от жилища к жилищу и от пепелища к пепелищу, посещая места известные и глухие, на пути встречая источники свежие и колодцы сухие, устремляясь в дорогу вновь и вновь, пока ноги махрийских верблюдов (1) не стопчутся в кровь и пока не сотрутся копыта быстрых коней, истомленных усталостью долгих путей.
Наконец надоело мне по пустыням скакать — я задумал Оман повидать. Выбрал я надежный корабль, погрузил на него припасы: тюки с товарами, дорожные сумы, воды и пищи запасы; с тревогой в душе взошел на корабль, в неразумии себя упрекая, Аллаха моля о спасении и обеты ему давая.
Тьма ночная окутала небеса; мы приготовились поднять якоря и поставили ... Читать дальше »

Рассказывал аль-Харис ибн Хаммам:
— Помню, когда-то жил я в Тебризе весело и богато. Но недолго длились счастливые дни — днями трудными сменились они. Ветер злосчастий всех раскидал, друзей, покровителей я растерял и решился с Тебризом проститься, в странствия вновь пуститься. Стал я что нужно в путь запасать да попутчиков верных искать. Как вдруг Абу Зейд идет мне прямо навстречу, рваный плащ накинув на плечи, а вокруг него — женщины огромной толпой, словно стадо верблюдиц, спешащих на водопой.
Друга стал я расспрашивать, что случилось, уж не беда ли с ним приключилась, давно ль он в Тебризе, куда идет и почему за собой такую ораву ведет. На одну из спутниц, идущую рядом, с красивым лицом и со злобным взглядом, Абу Зейд указал и сказал:
— Я взял ее в жены, чтобы грязь холостяцкую она с меня смыла, чтобы нежною лаской жизнь мою усладила. Но взвалил я на плечи непосильную ношу — весь в поту, задыхаюсь, вот-вот ее сброшу. Нрава злее, чем у нее, в целом мире не сыщешь ... Читать дальше »

Рассказывал аль-Харис ибн Хаммам:
— В расцвете молодости моей был я послушен голосу пылких страстей, с красавицами прельстительными знался, щебетаньем их нежным наслаждался. Но вот на висках появились гонцы седины, предвещая конец весны. Время я стал проводить в праведных размышлениях и раскаялся в прежних заблуждениях.
Как отставший от каравана подгоняет верблюда, стал я добро творить всегда и повсюду, надеясь упущенное наверстать, пока мой срок не пришел перед Аллахом предстать. Веселых красавиц, средь которых я провел расцвет своих дней, заменило мне общество достопочтенных мужей. Раньше мой дом посещали танцовщицы и певицы, ныне — одни лишь благочестивцы. Дал я обет общаться только с людьми достойными, добродетельными и благопристойными, с теми лишь, чьи прегрешения после раскаяния преданы были забвению. А при встрече с распутником нечестивым, что, закусив удила, несется по жизни ретиво и, устав от ночных похождений, спит целый день в предвкушении новых бдений, я как ... Читать дальше »

Рассказывал аль-Харис ибн Хаммам:
— Жажда странствий тянула меня за собой простор бороздить земной. В стороне любой, незнакомой я был как дома и в любом далеком пути мог брата найти. Но куда бы ни приводила меня дорога, там стремился я мудрости почерпнуть хоть немного и в числе вещей полезных и дорогих позаимствовать адаба у других, ибо он печаль разгоняет и цену владельцу своему повышает. О моей привычке люди узнали и рассказы о ней друг другу передавали, так что ею сделался я знаменит, словно чистой любовью — узрит (1).
Однажды прибыл мой караван в город Неджран. Там я сразу нашел друзей и соседей, с которыми время проводил в приятной беседе, собранья адибов я посещал, с ними утро и вечер коротал, о веселом и грустном от них узнавал и великую пользу обретал. Как-то раз зашел я туда, где обычно все собирались, разговором и шутками развлекались. Вдруг подсел к нам никем не званый, дряхлый старик в одежде рваной и приветствовал всех словами красноречивыми, красивыми, льсти ... Читать дальше »

Рассказывал аль-Харис ибн Хаммам:
— Зашвырнула меня разлука мучительная, занесло путешествие утомительное в такие места, где мог любой проводник заблудиться, а славный герой — от страха ума лишиться. Растерянный, одинокий, я не стал проклинать свой жребий жестокий, а старался тревоги сердца унять и верблюдицу утомленную не уставал погонять. И выигрыш и проигрыш разом мне выпадали, то надежду дарили, то ее отнимали, а моя верблюдица то как ветер неслась, то шагом плелась, пока солнце не двинулось на покой и свет не померкнул дневной. Я испугался наступления темноты, побоялся нападения войска ночной черноты н не знал, как мне ночь скоротать: то ли верблюдицу привязать, в плащ завернуться и у ног ее на ночлег растянуться, то ли страх превозмочь и наугад погрузиться в ночь.
Пока я обдумывал решение, снимая сливки разумного мнения, вдруг у подножия темной скалы — о чудо! — мне привиделась тень верблюда. Подумал я, что и хозяин верблюда тут же прилег отдохнуть,— и к ним поспешн ... Читать дальше »

Рассказывал аль-Харис ибн Хаммам:
— В ночи, распустившей локоны угольно-черные, погонял я верблюдицу настойчиво и упорно к огню, который на вершине холма пылал, усталых путников к себе зазывал. Отовсюду холодным ветром тянуло, наглухо ночь свой воротник застегнула, звезды скрылись за облаками, а облака громоздились горами. Я хуже паршивой овцы застыл, а моя верблюдица выбивалась из сил. Но я, сколько мог, ее погонял: «Вынеси, милая!» — повторял. А у того, кто зажег костер, глаз был, как видно, остер: он быстро с холма ко мне поспешил и на ходу говорил: