20:56 Аль-Харири Абу Мухаммед аль-Касим. МАКАМЫ. Багдадская макама (тринадцатая). |
— В Багдаде бог дал мне добрых друзей — искусных поэтов тесный кружок; на славном ристалище стихотворства никто состязаться с ними не мог. Раз мы сидели на берегу, беседуя всласть; наша речь, словно струи Тигра, свободно лилась, и слов причудливо вытканный ряд благоуханием мог посрамить цветов аромат. Но к полудню источники мудрости оскудели, и тела, и души на покой захотели. Вдруг мы увидели, что старуха какая-то направляется к нам бегом — словно добрый конь, не сдерживаемый седоком. А за собой тащит она толпу детей, изможденных и грязных,— как будто птенцов неоперенных, слабых и несуразных. Видно, нашла она, кого искала, ибо тут же к нам подбежала и сказала: — Да благословит Аллах благодетелей, благородных радетелей! Вы — прибежище надежд бедняков, защитники вдов и немощных стариков! Знайте, что я из знатного рода, что предки мои были первыми среди своего народа: без их приказа не ступала нога, без их повеления не тянулась рука. Но рок злосчастный близких моих погубил, печень и сердце мне на куски разрубил. Мы были высокими, а стали низкими. Были для всех любимыми — стали всем ненавистными. Покинули нас слуги, оставили нас друзья и подруги. Золото наше утекло, спокойствие прочь ушло, опустела рука паша правая, ослабела рука наша левая. Опоры семьи обрушились, стада верблюдов повывелись. Серым стал для нас мир зеленый, отвернулся от нас динар желтый, почернели дни наши белые, побелели волосы черные, побледнело над нами небо синее, показалась смерть кроваво-красная (1). Посмотрите на этих детей, какова их злая судьба — об этом сразу расскажут их бледность и худоба! Ложка похлебки да самая жалкая одежонка — что еще нужно голодному и оборванному ребенку? Но не могу я просить подаяние, честью своей пренебречь — клянусь, я скорее готова в могилу лечь! Однако я вижу: предо мной благородные люди; верю я, что от вас мое спасенье прибудет. Душа подсказывает мне точно: ваши руки — милостей верный источник. Пусть Аллах никогда не пошлет унижения тому, кто поможет нам в горестном положении, кто веки скупости плотно закрыл и взором щедрости нас одарил! Говорит аль-Харис ибн Хаммам: — Красноречием этой старухи мы были поражены, красотой оборотов восхищены. И сказали ей: — Пленила нас твоя речь. А сумеешь ты эти жалобы в одежду стихов облечь? Она отвечала: — Зря не буду хвалиться, сами увидите — мои стихи из камня слезы заставят литься. Мы обещали за стихи ее одарить и, как верные равии, их в памяти сохранить. Но старуха сказала, тряхнув перед нами разорванным рукавом: — Сперва на одежду мою взгляните, а стихи вам будут потом. Затем продекламировала: Я слезно буду господу молиться, Просить за нас, несчастных, заступиться. Со всех сторон теснят нас беды злые, Нарушив милосердия границы. А прежде тронуть нас они не смели. Шли мимо, отворачивая лица. Текла рекой широкой наша слава, Семьи знатнее не было в столице! Когда поля от засухи скудели, К нам люди шли голодной вереницей — И ни один у нас не знал отказа: Поесть давали вдоволь и напиться. Огни горели для ночного гостя, Не уставала щедрости десница. Казалось, тот поток неиссякаем, Но рок велел ему остановиться: Ведь вместо тех, кто нам служил опорой, Нас окружили скорбные гробницы. И мне пришлось покинуть дом высокий, В низине, в жалкой хижине, ютиться. Верблюда нет, чтоб погрузить поклажу, Сама должна я с ношею тащиться. Птенцы мои в лишеньях изнывают, Мольбы их день и ночь готовы литься. Аллах, целитель мудрый всех изломов, Хранитель добрый самой малой птицы! Пошли нам в помощь доблестного мужа, В чьем сердце нет порока ни крупицы! Пускай нам жгучий голод он погасит Хоть коркой хлеба да глотком водицы! О, кто развеять сможет паше горе? Аллах ему воздаст за то сторицей! Клянусь владыкой праведных и грешных, Пред кем мы в Судный день должны явиться,— Лишь ради них, детей, я к вам взываю, Мне было б легче целый век поститься! Говорит рассказчик: — Клянусь Аллахом, в наших сердцах от стихов остались жгучие раны, и мы поспешно опустошили карманы. Даже тот ей помог, кто помощи сам постоянно желал, даже тот одарил, кто сам подарков всегда ожидал. Когда она вычерпала всех до дна и от звонкого золота разбухла ее мошна, пошла она прочь, детей за собой увлекая, благодарности изо рта рассыпая. Мы смотрели ей вслед не отрывая глаз: всем хотелось увидеть, как их деньгами старуха распорядится сейчас. Я обещал друзьям обо всем разузнать поскорей и тут же отправился вслед за ней. А она побежала на рынок, в самую гущу людей, пырнула в толпу и мигом избавилась от злополучных детей, потом спокойно в пустую мечеть вошла и с лица завесу сняла. Я наблюдал за ней через щель дверную — подозревал, что эта старуха сыграла с нами шутку дурную. Но когда она сдвинула стыдливости покрывало, предо мной неожиданно лицо Абу Зейда предстало. Мне захотелось обманщика врасплох захватить и как следует за плутовство разбранить. А он разлегся в позе самой свободной и стал распевать беззаботно: Ты постиг ли, мир презренный, Мне действительную цену? Столь искусного в обмане Не найти во всей вселенной! Всех, кто на пути встречался, Я обыгрывал отменно — В ход пускал я, как придется, Зло с добром попеременно! Где читал я поученья, Где стихи слагал мгновенно. Кто вкушал мой кислый уксус, Кто — вино с кипящей пеной. То я был героем — Сахром, То Хансою вдохновенной. Если б шел я, как другие, Ровной поступью степенной, Я бы дни влачил в лишеньях И в печали неизменной, Били б мимо цели стрелы Всех моих стремлений бренных! Стоит ли корить за это — Вы признайтесь откровенно! Сказал аль-Харис ибн Хаммам: — Когда я услышал про все его ловкие похождения и какое цветистое он придумал себе извинение, понял я, что бранить его мало проку: шайтан, сидящий в его душе, не услышит упреков. Тут повернул я обратно к своим друзьям и рассказал им, чему был свидетелем сам. Они опечалились, что даром золото их улетело, и поклялись впредь никогда не иметь со старухами дела! Примечания. (1) Опоры семьи обрушились... показалась смерть кроваво-красная.— В подлиннике в этом месте отсутствие рифмы компенсируется четким параллелизмом. |
|
|
| Всего комментариев: 0 | |