21:41 Аль-Харири Абу Мухаммед аль-Касим. МАКАМЫ. Куфийская макама (пятая). |
— Как-то вечером в Куфе у нас собралась компания — те, кто вскормлены с детства молоком красноречья и знания. Растянулся над нами плащ темноты на подкладке из лунного света, и звезды висели на нем как серебряные амулеты. Но ярче сверкали звезды речей, что в нашей беседе спешили зажечься,— речи такие в памяти надо беречь, от них не нужно беречься; это речи, к которым люди склоняются, а не те, от которых они уклоняются. Так в разговорах ночь протекала без сна, пока не зашла луна. Мрак раскинул над миром черный шатер, на глаза покрывало дремы простер. И вдруг мы за дверью услышали тихий звук, словно лай приглушенный (1), и чей-то настойчивый стук. Мы спросили: — Кто у дверей? О пришелец ночной! Откликнись скорей! И пришелец ответил: Да будет этот дом благословенным, Да будет его благо неизменным! Стучится к вам ночной печальный путник, От холода и голода согбенный. Оп долго брел, усталый, по дорогам, Собрав на платье пыль со всей вселенной. Как месяц молодой, он худ и бледен, У вас он просит помощи смиренно. В обитель вашу сердцем он стремился, Надеясь здесь найти приют блаженный. Впустите гостя, что доволен малым, Ему любые крохи — дар бесценный. Назавтра он уйдет своей дорогой И будет славить дом благословенный. Сказал аль-Харис ибн Хаммам: — Мы пленились красноречием гостя, зашедшего к нам ненароком, и поняли: вслед за этой молнией ливень польется потоком. Мы дверь поспешно растворили во тьму: — Добро пожаловать! — сказали ему. И слуге закричали: — Не зевай! Все, что есть съестного, скорей подавай! Гость сказал: __ Клянусь Милосердным (2), кто вывел меня на верный путь, — к яствам руку я не решусь протянуть, пока не уверюсь что трапезой вас не отяготил, за стол насильно не посадил. Ведь часто пища приносит вред, коль к еде и питью потребности нет. Если поздний гость принуждает хозяина есть, от такого гостя мучений не счесть, и особенно отвратителен тот, чей приход хозяина к болезни ведет! Ведь недаром пословица гласит (та, что зрение людям беречь велит): «Когда не хочешь слепым оказаться, от ночной еды спеши отказаться, разве что голод тебя истомит и сладостный сон от тебя убежит». Говорит рассказчик: — Наши мысли он словно бы прочитал, в сердце наших желаний стрелою из лука попал, и мы восхвалили его за добрый прав, просьбу выполнить свято пообещав. Слуга притащил, что собрать он наскоро мог, и перед нами светильник зажег. Тут я Абу Зейда в пришельце ночном узнал и моим собеседникам сразу сказал: — На гостя нам повезло, друзья, упустить такую добычу нельзя! Если ночное погасло светило — то светило поэзии наш дом озарило. Если луна небесная скрылась — то луна красноречия пред нами явилась! И мои друзья воспрянули духом тотчас, покрывало дремоты поскорее стряхнули с глаз, и вновь раздули веселья погасший костер, и вновь развернули остроумных шуток ковер. А руки нашего гостя проворно летали от блюда к блюду, слуга едва успевал убирать пустую посуду. Когда Абу Зейд насытился, я сказал ему: — Подари нам скорей какую-нибудь диковину из дивных твоих речей. Он ответил: — Столько я дивного повидал, что самым зорким не снилось; о таких напастях, что я испытал, ни в каких историях не говорилось. Но дело самое удивительное этой ночью со мною случилось. Мы попросили рассказать, что за диво ему довелось увидать. И услышали: — Дальних странствий стрела в эту землю случайно меня занесла. Жалкий, голодный, я был от близких далек, и, как сердце матери Мусы, пустым (3) был мой кошелек. Я устал, измучился, но когда опустилась тьма, я решил обойти чужие дома: авось меня кто-нибудь приютит, авось хоть лепешкой угостит. Но судьба неожиданностей полна, матерью случая недаром зовется она. Голод, словно погонщик, гнал меня местностью незнакомой, пока не остановил у дверей какого-то дома. Желая души хозяев привлечь, я сказал для них такую речь: Да сохранит ваш дом Аллах, Удачей одарит в делах! Голодный путник у дверей, Измученный, он ждет впотьмах. Давно забыл он пищи вкус, Едва стоит он на ногах, Приюта нет ему нигде, И темнота наводит страх. О, как найти покой и кров В сих благоденственных местах, Оазис светлый, чтоб войти Туда с улыбкой на устах? Говорит Абу Зейд: — Вдруг маленький мальчик из дома вышел на зов, в детской рубашке без рукавов, и сказал: Клянусь я тем, кто Кабу основал (4), Кто нам гостеприимство завещал, Нежданный гость найдет у нас в дому Лишь слово дружбы да ночной привал. Подаст ли гостю угощенье тот, Кто сам уж ночь от голода не спал, Кто сам не знает, как добыть еды? Поверь, пришелец, правду я сказал! Я ответил: — Ничего хорошего гость для себя не найдет, коли хозяин с бедностью дружбу ведет. Однако, мой мальчик, своим остроумием ты меня сумел покорить, поэтому я хочу имя твое спросить. И мальчик ответил: — Зовут меня Зейд, я родился в оазисе Фейд. Родичи матери, бедуины из племени абс, в этот город со мною приехали только сейчас. Я попросил его: — Расскажи о себе, да будет Аллах благосклонен к твоей судьбе. Мальчик сказал: — Барра — «Благочестивнца» — так зовут мою мать—женщина честная, добрая, имени своему под стать — рассказала мне, что взял ее в жены некто из племени гассан; человек этот был из Серуджа родом и имел там высокий сан; говорили люди, что острый ум ему был Аллахом дан. Мою мать он покинул накануне самых родов, уехал тайно — и был таков. И какая земля его скрывает, жив он или нет — кто ж теперь знает. Сказал Абу Зейд: — У меня никаких не осталось сомнений: это сын родной стоит предо мной! Но я не посмел ему признаться — жалкий бедняк с пустою мошной. Я ушел, а сердце мое разрывалось, и слезами глаза мои заливались. Случалось вам, люди рассудительные, слышать что-нибудь более удивительное? Мы сказали: — Клянемся жизнью пророка, нам подобного слышать не приходилось! Он ответил: — Тогда запишите скорее, чтоб в недрах истории все сохранилось, и то, что я рассказал, хорошенько запомните сами: ведь такие случайности не часты под небесами! Тут же мы принесли чернильницу и заострили калам и записали эту историю согласно его словам. Нам выведать мысли его захотелось, и мы попросили: — Скажи нам, как ты думаешь соединиться с неожиданно найденным сыном? Он сказал: — Что карман мой отяжелит — воспитание сына мне облегчит. Мы обещали Абу Зейду: — Поможем тебе, чем богаты. Как ты думаешь, будет достаточно для этого суммы закята? Абу Зейд воскликнул: — Подобной суммой пренебрегает только безумный! Говорит рассказчик: — И каждый долю ему уделил, своею подписью бумагу скрепил. Друзей он за щедрость благодарил, многословной хвалою всех восхвалил. Слишком пышной нам показалась хвала: ведь слишком скромной наша помощь была. Но тут он стал перед нами ткать такие пестрые узоры рассказов, что даже йеменские плащи перед ними поблекли бы сразу. Так в спокойной беседе, за часом час, ночь прошла незаметно для нас. Вот уже небеса на востоке светлеют, и черные локоны ночи седеют. Вот уж разорван плотного мрака покров и сияющий солнечный диск появиться готов. Тут резвой газелью Абу Зейд вскочил и меня за собой потащил: — Чем раньше возьмемся за дело — тем лучше, поскорее деньги получим. А то уж я тоской изошел: ведь сына нашел я — и словно бы не нашел! Я пошел с Абу Зейдом и чем мог помогал: указывал путь и советы ему давал. Наконец деньги звонко в кармане его зазвенели, и морщины лица его просветлели. Он воскликнул: — Достойны прекрасной награды труды твоих неустанных ног, но Аллах наградит тебя лучше, чем я наградить бы мог. Я сказал: — Разреши, я отправлюсь с тобой и буду при вашей встрече: я хочу на отпрыска твоего посмотреть и послушать его разумные речи. И тут обманщик расхохотался до слез и стихи в ответ произнес: Мой доверчивый друг, я и сам не пойму, Как рассказу поверили вы моему, Полноводной рекою признали мираж И несметной казною — пустую суму. Нет жены у меня из оазиса Фейд, Нету Зейда, хоть я и зовусь по нему (5),— Только выдумки хитрые есть у меня, В них не следовал я никогда никому. Сам аль-Асмаи хитростей этих не знал, Недоступны они аль-Кумейта уму. Я использую их, чтобы жить — не тужить, Захочу — и любую добычу возьму. А без них я остался бы беден и сир, Прозябал бы в холодном и тесном дому. Если я провинился — прости уж меня, Я охотно твое порицанье приму. И ушел Абу Зейд, кивнув на прощанье мне, и оставил сердце мое в огне. Примечания. (1) ...словно лай приглушенный...— Заблудившийся ночью путник часто подражал собачьему лаю, чтобы ему ответили собаки близлежащего селения или становища. (2) Милосердный — (как и Милостивый и др.) один из 99 эпитетов Аллаха. (3) ...как сердце матери Мусы, пустым был мой кошелек.— Намек на 28-ю суру Корана (ст. 9), излагающую вариант библейского рассказа о Моисее. (4) Клянусь я тем, кто Кабу основал...— Основатель Каабы (Кабы), по мусульманским представлениям, пророк Ибрахим (библ. Авраам). (5) ...Нету Зейда, хоть я и зовусь по нему...— Абу Зейд означает «отец Зейда»; наименование по сыну считается у арабов почетным, поэтому даже люди бездетные или родители умерших детей нередко берут себе подобное наименование. |
|
|
| Всего комментариев: 0 | |