О воспитании

Оружье и човган не манят нас:
О добром нраве поведем рассказ.

Тебе врага разить — немного чести,
Раз враг твой — страсть — живет с тобою вместе.

Лишь те, что страсти победить смогли,
По мужеству Рустама превзошли.

Себя ты палкой поучай сурово,
Но не задень по голове другого!

В краю души — добра и зла с лихвой!
В нем ты султан, а ум — советник твой!

Вельможи края — набожность, смиренье,
В нем тати — страсти, что всегда в движенье...

Но коль султан потворствует ворам —
То мудрецам не будет жизни там!

По жилам, непокорны высшей власти,
Текут и зависть, и алчба, и страсти, —

Но разума страстям не одолеть.
Когда по ним его гуляет плеть!

Тот властелин, что сброду потакает.
Своей страною плохо управляет!

Но хватит — всем понятно существо;
Для дела хватит слова одного.

* * *

Расстелешься ты ровною долиной —
Тогда горою встанешь над равниной.

Мудрец, храни молчания печать —
И в судный день не будешь отвечать!

Ракушки нужны лишь из-за жемчужин —
Так и для слов отбор строжайший нужен!

От многословия в ушах свербит!
Советам внемлет тот лишь, кто молчит!

А если говоришь за словом слово —
Не вкусишь сладость от речей другого!

Не прерывай того, кто держит речь!
И бойся болтовней беду навлечь!

Пусть на ответы скоры пустомели:
Кто думает — лишь тот умен на деле!

Речь — совершенство высшее людей,
Ты слово унижать свое не смей!

Чем меньше слов — угодней для аллаха.
Крупинка амбры — лучше кучи праха!

Остерегайся речи болтуна:
У подлинного слова есть цена!

Сто стрел твоих бесплодно пролетели:
Метни одну, но чтоб достигла цели!

Зачем ты втайне говоришь, мой друг,
Что постыдишься всем поведать вслух?

Злословишь ты за стенкой про соседа?
Из-за стены к нему дойдет беседа!

Для тайн душа быть крепостью должна.
Следи, чтоб заперта была она!

Кто мудр, язык свой держит за зубами.
Зажги фитиль — свечу охватит пламя!

РАССКАЗ

Такаш гуламам тайну разболтал,
Молчать о ней он приказанье дал,

Но все о ней узнали очень скоро, —
Удержится ль болтун от разговора!

И он вскричал: «Невежды, подлецы,
Вы разгласили весть во все концы!»

Хоть тайна шла до уст от сердца годы,
Но в день ее узнали все народы.

Болтун дал приказанье палачу
Предать гуламов горестных мечу.

Один из них сказал, моля пощады:
«Ты сам причиной стал своей досады!

Источник ты не запрудил, и вот
Поток неукротимый вдаль течет!»

Чужая тайна никого не свяжет —
Узнавший тайну всем о ней расскажет.

Слуге доверить можно жемчуга,
Но тайн твоих не сохранит слуга.

Пока молчим — мы властны над словами,
Заговорим — слова владеют нами.

В темнице сердца слово — пленный див,
Следи, чтобы сидел он, пасть закрыв.

Но если дива выпустишь случайно —
От заклинаний не вернется тайна.

И не кричи тогда: «Аллах велик!»
Не обернется див на этот крик!

Распутать Рахша и ребенок сможет,
Но сто Рустамов Рахша не стреножат!

Лишит тебя спокойного житья,
Став притчей во языцех речь твоя!

Жена глупцу сказала в назиданье:
«Скажи умно иль затаи дыханье!»

Что слушать сам не в силах — не мели,
Что сеял сам — лишь то возьмешь с земли!

Был прав брахман, сказавший: «Строим сами
Мы честь и славу нашими руками!»

Излишне, милый друг, не суетись,
Себе ты цену сбавить берегись!

Браниться будешь — поношенье примешь!
Ячмень посеяв, ты ячмень и снимешь!

В делах и в речи меру соблюдай,
Не делай мало или через край!

Коль гневу ты всегда готов поддаться —
Перед тобою будут разбегаться!

Не в меру ты беспомощным не будь,
Но и насильник мерзок, не забудь!

РАССКАЗ

В Египте был подвижник благонравный,
Своим молчаньем долголетним славный,

Он привлекал великих мудрецов,
Как свет влечет и манит мотыльков.

Раз как-то он задумался: «Молчанье
Скрывает, к сожаленью, ум и знанье!

Коль я навек молчанью обречен,
Кто будет знать, что мудр я и учен?»

Бедняк заговорил, и ясно стало,
Что неуч он, каких в Египте мало!

Покинут всеми, он решил уйти
И надпись на мечети нанести:

«Когда б я сам себя видал, конечно,
Завесы не срывал бы я беспечно!

Но ничего не знал я наперед!
Я думал, что красив, а был урод!

Молчание мое мне было славой;
Теперь бегу я, став врагов забавой!»

Молчанье — возвышенье мудреца,
Но и покров невежества глупца!

Молчанье мудрых — славы их основа,
И с глупости нельзя снимать покрова!

Ты тайны сердца про себя храни:
Захочешь — станут явными они...

Но если тайну ты открыл случайно —
Она опять уже не станет тайной.

Калам прекрасно тайны бережет:
Пока не режешь, их не отдает!

Пусть говорить не может скот несчастный,
Приятней пустомели скот безгласный!

Достойный речь достойную ведет,
А нет достоинства — молчи, как скот!

Умом и речью славен сын Адама.
Как попугай, ты не трещи упрямо!

Нам от зверей в отличье речь дана,
Но зверь умней враля и болтуна!

РАССКАЗ

Однажды некто стал браниться в споре,
Ему рубашку разорвали вскоре.

Заплакал он и сел, избит вконец,
И так утешил бедного мудрец:

«Да, розой бы твой ворот не раскрылся,
Когда б ты рот бутоном сжать стремился!»

Язык напрасно пустомеле дан:
Он звонок, но и пуст, как барабан!

Как язычки огонь ни развевает —
Вода его мгновенно заливает.

Коль доблестью своей ты знаменит —
Пусть доблесть о тебе и говорит!

Нам ценность злата клятва не докажет,
А пробный камень истину расскажет!

О злопыхатель, всуе не тверди,
Что неуживчив, злобен Саади:

Все поруганья вынесу без злости,
Пусть мне мой враг перемывает кости!

РАССКАЗ

Сын у Азуда заболел и слег,
И сам Азуд от горя изнемог...

Мудрец сказал, несчастного жалея:
«Птиц и зверей освободи скорее!»

Азуд разбил сейчас же клетки птиц, —
Свободен, кто раскрыл врата темниц!

И одного лишь под тюремным кровом
Оставил соловья в саду дворцовом.

А утром сын увидел: средь ветвей
Сидит в плену печальный соловей...

Смеется мальчик: «О певец прекрасный!
Язык твой, видно, враг твой, о несчастный!»

Пока молчишь — ничей не слышишь суд!
Раскроешь рот — и судьи тут как тут!

И Саади, молча в былое время,
Хорош был всем и чист был перед всеми!

Покой сердечный тот лишь обретет,
Кто от людей подальше отойдет!

Мудрец, чужого не суди порока!
Займись собой, себя суди жестоко!

Заочным осужденьям не внимай,
В упор ругают — глаз не открывай.

РАССКАЗ

Один мюрид, друзей своих беспутней,
Прорвал, напившись пьяным, бубен лютней.

Пришли гуламы в ярость оттого, —
Как в бубен, стали колотить в него!

Мюрид, не спавший ночь от огорченья,
Наутро слушал старца поученья:

«Не хочешь быть, как бубен, бит — смирись,
И голову склоняй, как лютня, вниз!»

* * *

Раз как-то двое наблюдали ссору.
Летела брань, вздымалась куча сору.

Один невозмутимый принял вид,
Другой, ввязавшись в драку, был избит.

Нет, лучше тем, кто сдерживаться может:
Добро и зло равно их не тревожит.

Даны тебе и разум, и уста,
Глаза и уши, сердца чистота,

Чтоб все ты видел, что доступно глазу,
Где верх, где низ, чтоб различал ты сразу.

РАССКАЗ

Рассказы старцев слушал бы я век!
Вот что поведал мудрый человек:

«По Индии я шел дорогой торной,
Поодаль вижу: негр—огромный, черный...

С ним девушка была луны светлей.
Искусан до крови был рот у ней.

Личина негра ночь напоминала,
Я думал, ночь в тисках зарю сжимала!

И я почувствовал, вдруг осмелев,
Что мне огня и сил прибавил гнев!»

Вскричал я, негра угощая палкой:
«Разбойник ты, убить тебя не жалко!»

И дрался я, хоть не охоч до драк,
Чтобы зарю не смял проклятый мрак!

Вдаль грозовое облако умчалось,
Яйцо из-под вороны показалось...

Я так шумел, что скрылся злобный див,
Но пери плакала, меня схватив:

«Ах ты, ханжа в смиренном облаченье!
Ты лицемер, достойный обличенья!

Уж сколько дней я в негра влюблена!
Я вся горю... Я им восхищена!

Желаний не достигла я предела,
Из-за тебя съесть сахар не успела!»

И, продолжая горько причитать,
Красавица на помощь стала звать:

«О молодцы! Помочь сюда идите
И суд над старикашкой сотворите!

Ведь он, забыв почтенный возраст свой,
До женщины дотронулся рукой!»

Меня задели больно эти речи,
И голову, стыдясь, втянул я в плечи;

И разум подсказал душе моей
Разоблачиться, словно лук-порей.

На растерзанье ей оставив платье,
Бежал, желая смерти избежать, я.

Мы с нею как-то встретились опять:
«Узнал меня!» — «Уж как тут не узнать!

Меня навек ты отучить сумела
Соваться, не спросясь, в чужое дело!»

В такие сети век не угодит
Мудрец, что в уголке своем сидит!

Напуганный подобным злоключеньем,
Коль нужно — явь сочту я сновиденьем.

Коль ты умен — напрасно не кричи,
Скажи, как Саади, или молчи!

РАССКАЗ

Воскликнул некто: «О Давид из Тая!
Лежит суфий, ругаясь и рыгая!

Он в рвоте весь, с измазанным лицом...
Толпа собак вокруг стоит кольцом!»

Давид рассказчика прервал на слове;
Прекраснодушный гневно сдвинул брови;

«О друг, мне дружба надобна сейчас!»
И дал Давид рассказчику указ:

«Пойди и подними из грязи друга!
По шариату пьянство — не заслуга!

Подставь-ка спину, пьяного снести:
Сошел несчастный с божьего пути!»

Давидов собеседник тут смутился,
Как в грязь осел, он в думу погрузился.

И старца он ослушаться не смел,
И пьяного тащить он не хотел.

Предлога нет не слушать приказанья,
Уменья нет уйти от поруганья!

На спину пьяницу пришлось взвалить...
Вокруг толпа собралась... Как тут быть?

Им вслед кричали люди: «Тише, тише!
Смотрите, что за славные дервиши!

За хырки, видно, дали им вина,
И напились суфии допьяна!»

В них тыкал каждый, злобой обуянный:
«Тот вовсе пьян, а этот полупьяный!»

Теперь посланец истину постиг:
Как часто меч приятней, чем язык!

Он мучился, но, как велел учитель.
Доставил пьяницу в его обитель.

Он ночь не спал — его замучил стыд,
А поутру ему сказал Давид:

«В обители не обесчести друга,
Чтоб твой позор не знала вся округа!

Не говори худого ни о ком,
Чтоб самому не выйти дураком!

Злой от хулы ведь только злее будет,
А доброго хула ко злу принудит!

Кто при тебе кого б ни осудил,
Считай — тебе он кости перемыл!

Ведь клевета напраслиной бывает,
А клеветник — подлец, то всякий знает!

Кто для хулы свой открывает рот,
Хоть прав он, на себя вину берет!»

Раз некто стал злословить на соседа,
Но услыхал ответ от сердцеведа:

«Что ж, если честь утратит твой сосед?
Тебе с его бесчестья — чести нет!»

«Я кражу предпочел бы злоязычью!» —
Сказал мне друг; я счел то слово дичью

И возразил: «О мой сердечный друг!
Твои слова мой поразили слух!

Ты ль сыщешь благо в логове позора?
Как отличить клеветника от вора?»

Ответил он: «Являет смелость вор;
Чтоб сытым быть, идет он на позор!

Хулитель хуже вора поступает —
Себе без пользы честь других марает!»

РАССКАЗ

В «Низамии», все ночи напролет,
Зубрил я, помню, за казенный счет.

Раз мудрецу поведал я в смятенье,
Что мне мой друг завидует в ученье:

«Чуть я в хадисах знанья покажу —
Подлец в лице меняется, гляжу!»

На то мудрец мне возразил сурово,
И я навек его запомнил слово:

«Людей толкает зависть на хулу,
И все ж злословье нам не в похвалу!

Путь в ад себе он выбрал — нет в том спора,
Но ты его догонишь очень скоро!»

РАССКАЗ

Раз молвил некто: «Как жесток Хаджадж!
Он камнесерд, для подданных — палач.

Ни стон, ни плач злодейств его не свяжет,
За нашу кровь пусть бог его накажет!»

Но древний старец, повидавший свет,
Дал мудрый молодцу тому совет:

«Хаджадж — злодей, но берегитесь, чтобы
Грехом не счел господь и вашей злобы!

Нет, от злодея отойди скорей,
И роком будет поражен злодей!

Насилье я жестокостью считаю,
Но и злословья я не одобряю!

Грехи злодея в ад его влекут
За то, что он творил неправый суд,

Но там он в одиночестве не будет,
Тот, кто злословит, раньше в ад прибудет!»

РАССКАЗ

Почтенный муж, что божий блюл указ,
Мальчонке улыбнулся как-то раз.

И тем собратьям по уединенью
Дал повод он нежданный к подозренью.

Наружу сплетни вышли наконец,
Их прозорливый услыхал мудрец

И так сказал: «Не осуждайте брата.
Не ласка грех. В злословье суть разврата».

РАССКАЗ

Я попоститься в детстве захотел,
Но соблюдать поста я не умел.

Подвижник, увидав такое рвенье,
Мне показал, как делать омовенье:

«Воскликни: «Бисмиллах!» — друг юный мой,
Скажи молитву и грязь с ладоней смой.

И рот и нос омой три раза сряду,
Прочисть мизинцем ноздри по обряду,

Перстом три раза губы оботри —
Их зубочисткой чистить грех, смотри.

Пространство между лбом и бородою
Из трех горстей ты омочи водою,

Потом омой до локтя руки вновь
И постоянно бога славословь!

Когда омоешь голову и ноги,
Ты по обряду вспомни вновь о боге!

Заметь себе — наш старец поглупел!
Он все обряды позабыть успел!»

Но старец тут в наш разговор вмешался:
«Над старостью, подлец, ты насмеялся!

Постом нельзя и зубы ковырять,
А ты посмел чужую честь марать!»

Скажи тому, кто рот свой обмывает,
Пусть лучше он злоречья избегает!

* * *

Кого друзья в беседе назовут,
Хвали тотчас, коль ты случишься тут!

Когда считаешь всех вокруг ослами,
Тебя не вспомнят лестными словами!

Так за глаза ты должен говорить,
Чтоб и в глаза мог то же повторить!

Когда ты глаз свидетельских стыдишься,
Так что же ты аллаха не боишься?

Ты не стыдишься самого себя,
Стыдясь других, а бога не любя!

РАССКАЗ

Два старца, устремившись к благостыне,
В уединенье стали жить — в пустыне.

Один из них злословить мастер был —
Дверь поношенья друга он открыл.

Ему заметили: «Ты строг не в меру!
С неверными сражался ль ты за веру?»

«Из стен своих не выходил я век», —
Ответил богомольный человек.

И так сказал ему дервиш: «Несчастный,
Не для неверных — для своих опасный!

Неверных ты не побеждал в бою,
На мусульман излил ты злость свою!»

Безумец из Моргаза раз заметил —
Был ум его в минуту эту светел:

«Коль всех я стану лихом поминать,
Я оскорблю одну родную мать!

С рожденья всем всегда известно было,
Что послушанью нас она учила!»

* * *

О славный муж! Смерть друга твоего
Кладет запрет на всех друзей его:

Чтобы его добра не промотали
И чтобы злом его не поминали.

Кто добрых слов не скажет о другом,
Как может помянуть тебя добром?

Как судит он с тобой других заглазно,
Так о тебе болтать он будет праздно.

Я думаю, умен лишь только тот,
Кто полон только собственных забот.

* * *

Три вида мне людей всего известно,
Которых обругать всегда уместно:

Во-первых, падишах, что любит гнет,
Пред кем дрожит в бессилии народ.

Похвально разглашать его деянья,
Чтобы людей избавить от страданья!

А во-вторых, бесстыжий и нахал
Не стоит, чтоб его ты покрывал.

В колодец головой он сам суется;
Такого не спасай: он не спасется!

И в-третьих, ложь избравший ремеслом —
О нем поведать всем не будет злом.

РАССКАЗ

Какой-то вор пришел в Систан однажды,
Он был томим и голодом и жаждой.

На данг обвесил лавочник его,
Вор закричал, что это воровство:

«Ночные воры — дети благодати,
Систанцы грабят днем, — вот злые тати!»

РАССКАЗ

Суфию некто молвил как-то раз:
«Тебя бранит такой-то каждый час!»

«Молчи и спи, — суфий прервал признанья. —
Слова врага достойны ли вниманья?

Ведь тот, кто их переносить горазд,
Страшней, чем враг, — изменит и предаст!

Слова врага не береги для друга.
Слух отравлять — неважная заслуга.

Хула врага не повредила мне,
От слов твоих горю я весь в огне...

Ты враг, когда со спешкой чрезвычайной
То огласил, что враг оставил тайной».

Ты сплетню передашь, не пожалев,
И добряка легко введешь во гнев.

Такого друга лучше пусть не будет,
Кто спящую вражду в тебе разбудит.

В тюрьме сиди, пощады не проси,
Но только сплетен не переноси.

Огонь — вражда между двумя мужами,
А клеветник — он раздувает пламя.

РАССКАЗ

У Фаридуна был вазир-мудрец,
Был чист душой, знаток людских сердец.

Он божью волю выполнял без страха,
А уж потом — распоряженья шаха.

Чиновник злой привык, наоборот,
Для «блага царства» угнетать народ.

Коль ты заветом господа не связан —
Рукою шаха будешь ты наказан.

К царю явился некий человек.
Сказал ему: «Да будет благ твой век!

Узнай же ныне правду, о владыка!
Любимый твой вазир — твой враг великий!

Он из казны твоей всем в долг дает;
Его должник, наверно, весь народ.

Всем должникам условия едины:
Долги вернуть после твоей кончины.

Желая, чтобы долг был возвращен,
Царевой смерти хочет тайно он!»

От этих слов шах вспыхнул, словно пламя,
И на вазира он сверкнул очами:

«Так, значит, ты личину надевал?
Под маской дружеской вражду скрывал?»

И молвил тот, к стопам припавши шаха:
«На твой вопрос отвечу я без страха!

Хочу я, чтоб, склоняясь пред тобой,
Тебе добра, о шах, желал любой!

Коль ты умрешь, отдать придется ссуду,
За жизнь твою все молятся повсюду!

Тебе же будет лучше, чтоб они
За долгие твои молились дни,

От стрел беды чтоб ты носил кольчугу.
И это ты в укор поставил другу?»

Приятна шаху истина была.
Его улыбка розой расцвела.

Вниманьем он вазира не оставил
И жалованье мудрому прибавил.

А злоумышленник наказан был
И клевету навеки позабыл.

Клеветника презренней я не видел,
Он клеветою сам себя обидел.

По мерзости и гнусности своей
Раздор он сеет между двух друзей.

Друзья забудут все раздоры скоро,
На сплетнике — навек пятно позора!

Смешно костер разжечь между двоих
И загореться на глазах у них!

Как Саади, блаженства тот достоин,
Кто день и ночь молчит, всегда спокоен.

Но зная что-то, нужное другим,
Не прячь, хоть это неприятно им!

И завтра ты услышишь от строптивых:
«Как жаль, я не послушал слов правдивых!»

* * *

Когда жена с молитвой на устах —
И бедный муж с ней будет падишах!

Пять раз бей в барабан ты пред собою,(57)
Коль добрая жена дана судьбою!

Недугом не покажется недуг,
Когда твоя жена — твой верный друг!

Коль дом женою любящей украшен,
Тогда господний гнев ему не страшен.

Когда красива и добра жена,
То мужа словно в рай ведет она.

Считай, что счастье не промчалось мимо,
Коль ты согласно жил с женой любимой.

Грубить не нужно ласковой жене,
Чтоб счастье уберечь свое вполне.

Злонравье часто скрыто красотою!
Жена милей сердечной добротою!

Ангелолицей коготки узнав —
Дурнушку предпочтешь за добрый нрав!

Она и уксусу от мужа рада,
А кислолицей и халвы не надо!

Нас добрая избавит от тревог,
От прихотливых жен избавь нас бог!

Коль попугай живет с вороной в клетке,
Мечтает он: спастись бы от соседки!

Спеши спастись ты от жены дурной
Какою бы то ни было ценой!

И будет лучше сторона чужая,
Когда в дому сидит жена дурная!

Тот дом, где женский визг всегда стоит,
Для радости навек замком закрыт.

Побей жену, коль бродит по базарам,
Не то отдашь мужскую честь задаром!

Коль жены непослушны, говорят,
Мужьям их надо женский сшить наряд!

Женился ты на глупой и порочной —
С бедой своею ты сдружился прочно!

Когда на горсть овса схитрит жена,
Ты потеряешь и амбар зерна!

Господний раб, ты счастлив бесконечно,
Когда жена верна тебе навечно!

Когда жена глядит в глаза чужим —
Муж, не хвались ты мужеством своим!

Когда жену прельщает плод запретный —
Ей нужен муж покорный, безответный.

Жена! В глаза чужие не смотри!
Решила ты гулять? Скорей умри!

Коль над женою властвует причуда,
И шаг скользит, и взор исполнен блуда, —

Беги от рук ее к дракону в пасть!
Уж лучше умереть, чем низко пасть!

Лицо жены скрой от чужого глаза!
Мужчина ли не в силах дать приказа?

Жизнь облегчает добрая жена.
Оставь сварливую! Зачем она?

Об этом есть два славных изреченья
Мужей, что из-за жен несли лишенья!

Один сказал: «Не надо злой жены!»
Другой: «Нет, вовсе жены не нужны!»

Меняй жену весною ежегодно,
Как старый календарь, уже негодный.

Но пленников жены ты не суди,
Ты на себя взгляни, о Саади!

Побывши ночь одну в объятьях страстных,
О, сколько терпишь ты обид напрасных!

* * *

Когда десятилетним будет сын,
Пусть избегает он чужих мужчин!

Мудрец не держит хлопок возле дома,
А то сгорит и дом весь, как солома.

Чтоб память о тебе могли хранить,
Ты должен сына разуму учить!

Не вложишь в сына ты ума и знанья —
Не будет о тебе воспоминанья!

Сын будет в жизни счастия лишен,
Коль неженкой воспитан будет он.

Пусть воспитанье разум в нем пробудит,
Но пусть он избалованным не будет.

Его наказывай и обучай,
К дурному отвращение внушай,

Но помни, что начавшему ученье
Полезней всех побоев наставленье.

Пусть ты Карун — все ж нет спасенья в том,
Пусть сын твой овладеет ремеслом!

Погибнет и безмерное богатство
От войн, несчастий или тунеядства.

Иссякнуть может золото в мешках,
А дело у тебя всегда в руках!

Коль время, что нас всех с собой уносит,
И сына на чужбину вдруг забросит,

То если сын твой с ремеслом знаком,
В чужом краю он обретет свой дом!

Так Саади обрел довольство ныне,
Не от дорог по морю и пустыне —

Не раз он в детстве старшими был бит.
Зато и богом не был позабыт.

Кто приказанье выполняет споро,
Тот и повелевать сумеет скоро.

Дитя пред роком голову согнет,
Коль не могло снести ученья гнет.

Оберегай же сына от порока,
Пусть у других не ищет он урока.

Коль сын отца не видит своего,
Другой легко с пути собьет его.

Ребенку не давай с дурным общаться:
Навек дурным он может сам остаться.

РАССКАЗ

На нашей улице был шум и гам:
Досужий люд на пир собрался там.

Певец всю улицу встревожил пеньем —
Исполнен воздух был любви томленьем.

Сказал своей возлюбленной и я:
«Что ж ты, о периликая моя,

С подругами пиры не посещаешь?
Нам, как светильник, тьму не освещаешь?!»

И мне моя красавица в ответ:
«Зачем мне пир? Мне радости в нем нет!

Нет у меня усов, как у мужчины, —
И средь мужчин сидеть мне нет причины!»

Зачем мне женолицый? Гадок он!
Он бороды и совести лишен!

Но также с теми не бывай ты вместе,
Кто юношей мужской лишают чести,

Коль сына твоего дервиши чтут,
Его спасать, отец, напрасный труд!

Пускай погибнет отрок недостойный!
Отец, ты смерть его встречай спокойно!

* * *

Ты дом разрушишь, отроков любя.
Ведь женщина — подруга для тебя.

К той розе страстью не пылай сердечной,
Что соловьев своих меняет вечно.

Вокруг того, кто всем свечой горит,
Один лишь дурень мотыльком парит.

Тебе нужна жена с хорошим нравом,
Не связывайся с отроком лукавым!

О верности заговоришь ты с ней —
Раскроется она, цветка нежней!

А гадкий отрок — кактусом свернется,—
Хоть камнем бей — и то не улыбнется!

Красавцев периликих сторонись,
Ведь в отроке смазливом скрыт иблис!

Хоть ноги целовать ему ты будешь,
Но все ж себя любить ты не принудишь.

На сыновей чужих ты не смотри!
Разумным будь, к ним страстью не гори!

Коль на чужих детей посмотришь дерзко,
Потонет и твой сын в пучине мерзкой.

РАССКАЗ

Меня услышать привела судьба:
Один купец купил себе раба.

И ночью к яблоку простер он руки,
Спастись желая от сердечной муки...

Но это не понравилось юнцу,
Он сразу голову разбил купцу.

У юных тюрков хороши ланиты,
Зато они строптивы и сердиты...

Купцу пришлось собраться скоро в путь —
В повязке голова. Тоскует грудь...

И вот от Казеруна недалеко
Увидел он скалистый холм высокий.

Спросил купец наш: «Чудные дела!
Что это там за странная скала?»

Тогда один из шедших в караване
Ему поведал о Танги-Туркане.

Купец, узнав, что это «Тюрков гнет»,
Напуган был, боясь лихих невзгод...

К слуге он обратился громогласно:
«Пошли отсюда прочь! Тут быть опасно!

Еще во мне рассудок не угас,
К Танги-Туркану не заманят нас!»

Запри ворота страсти дерзновенной —
Иль синяков наставят непременно!

Невольнику не нужно баловство,
Когда ты пользы хочешь от него.

Ты у раба кусаешь губ рубины —
Твой раб немедля метит в господины!

Пусть воду носит для тебя гулам,
Балованный даст волю кулакам!

* * *

Иные любят отроков смазливых,
Я — из числа людей благочестивых.

Узнай, мой друг, ведь я и стар и сед,
Что в мыслях постника всегда обед!

Овца не финик ест — льняное семя,
Хоть финик для желудка и не бремя.

Волы солому постную жуют
Затем, что им кунжута не дают!

РАССКАЗ

Был некий муж. Красавицу он встретил
И полюбил ее, едва заметил.

Весною меньше лепестков у роз,
Чем пролил бедный безутешных слез.

Букрат однажды, проезжая мимо,
Спросил: «Душа страдальца чем томима?»

Ответил кто-то: «Он благочестив,
И богомолен, и непохотлив.

Он по горам и по пустыням бродит,
И от людей покоя не находит.

Красавицу он встретил как-то раз,
По пояс в глине страсти он увяз.

Коль кто-нибудь беднягу порицает:
«Не смейтесь надо мной! — он восклицает. —

Простителен мне этот горький стон:
Не без причины раздается он.

Не образ сердце у меня похитил,
Но сотворивший образ всезиждитель!»

Когда все это услыхал мудрец,
Он возразил: «Тут ни при чем творец!

Он говорит, что это вседержитель
Его рассудок чрез нее похитил!

Что ж в детстве он не поразил его?
Ведь быть не нужно взрослым для того!

Ведь истины взыскующие люди
Найдут ее, коль надо, и в верблюде!..»

Любой моею строчкою прикрыт
Румянец восхитительных ланит.

Под каждой буквой, черною, колючей,
Укрыты мысли, как луна за тучей.

У Саади под занавесом строк
Никто бы скуки отыскать не смог.

Слова мои — то светоч для собранья,
И светит, всех сжигая, их пыланье!

Смотри, разжег огонь я парсский, чтоб
Моих врагов охватывал озноб.

* * *

От суеты запрись в дому укромном
И дверь свою замкни замком огромным.

Никто от злоязычья не спасен —
Будь самохвал иль светоч правды он.

Пусть ты небес высоких обитатель —
Полу твою ухватит злопыхатель!

Теченье Диджлы можно повернуть,
Но рот клеветника нельзя заткнуть.

Всем грешникам в аду равно придется круто:
Ханжу посадят одесную плута.

Ты к господу все мысли устреми, —
Пусть будешь презираем ты людьми.

Когда тобою сам творец доволен,
Пускай не будет здесь слепец доволен.

Кто точит на людей свой злой язык —
Не любит истины высокий лик.

На ложный путь встав с самого начала,
Не удивляйся, что достиг ты мало.

Различны, как Суруш и Ахримаи,
Внимающие басням разных стран.

Одни лишь зло из басен извлекают.
Другие в мудрость и добро вникают!

И как тому, кто в сумрак погружен,
Увидеть мир, что в чаше отражен!

Будь мудрым львом иль будь лисой лукавой —
От злоязычья не спасешься, право!

Кто уголок укромный изберет,
Кто связи все с мирянами порвет —

Его дела злоречья не минуют, —
Беднягу лицемером именуют!

А если вечно весел твой сосед:
«Ох, грешник он», — твердят ему вослед.

Коль ты богат, уйдешь от них с уроном —
Гебя окрестят сразу фараоном.

И если плачет от обид бедняк —
Злословят все: ему, мол, счастье враг!

Когда удачник средь пути споткнется,
То злопыхатель вслед ему смеется:

Мол, сколько драть ему пред нами нос?
Он счастье знал — пускай хлебнет и слез!

А коль беднягу счастье посещает,
Его сейчас злословье угощает,

Шипенье змей повсюду без конца:
«Как век наш отличает подлеца!»

Коль видят все, что труд тебе отраден,
Твердят о том, что алчен ты и жаден.

А если ты на время бросил труд —
То нищим и бездельником зовут.

«Он барабан!» — когда красноречив ты;
«Он истукан», — коль скоро молчалив ты!

Ты терпелив? Так не мужчина ты,
Удрать от драки — вот твои мечты.

Не нравится и мужеством богатый.
Его боятся — он, мол, бесноватый!

Коль мало ешь — готов укор опять;
«Он достоянье должен потерять!»

И много съешь — не скрыться от позора:
«Чревоугодник, — скажут, — и обжора!»

Когда богач не тратит денег зря —
Ведь роскошь срам, меж нами говоря! —

То языки опять мечей острее:
«Несчастный сдохнет, золото жалея».

Когда богач украсит пышно дом
И хорошо оденется притом,

Вновь ябедники будут изощряться:
«Так женщине пристало наряжаться!»

Коль кто-то странствия не совершит,
То это всяк ему в вину вменит:

«У тех, что только жен своих ласкают, —
И знания и разум иссякают!»

Бранят и тех, что повидали свет:
«Скитальцам этим в мире счастья нет!

Ах, если бы он был удачлив в жизни,
Он был бы счастлив и в своей отчизне».

«Придирой» будет прозван холостяк, —
«Как ходит по земле такой дурак?»

Женился он? Опять ведь не в почете:
«От страсти наш осел увяз в болоте!»

От языка уродство не спасет
И красота на помощь не придет.

* * *

В Египте у меня был раб — стыдливый,
Застенчивый, спокойный, терпеливый.

Приятель молвил: «Он ума лишен!
От трепки лишь разумным станет он!»

Я обругал раба к его же благу.
Сказал приятель: «Ты убьешь беднягу!»

* * *

Когда ты обнаружишь гнев хоть раз —
Сочтут тебя безумцем в сей же час.

Коль терпелив ты, не стремишься к мести,
То скажут: ты без мужества и чести.

Когда ты щедр, то все тебя журят:
«Ты завтра разоришься!» — говорят.

А будешь ты воздержан — что ж такого?
Тебя враги твои осудят снова:

«Умрет, презренный, как отец его —
И детям не оставит ничего!»

От злоязычья кто найдет спасенье?
Не спасся сам пророк от осужденья!

Мы знаем: и о господе святом
Гяур болтает в заблужденье злом!

Нас злой язык вовеки не забудет,
Но мудрый все же терпеливым будет.

РАССКАЗ

Был некий муж, умен и даровит,
Искусством проповеди знаменит.

Благой мудрец с душою безупречной,
Был и лицом прекрасен бесконечно.

Красноречив, в грамматике силен,
Но только — горе! — шепелявил он!

Заметил я о нем бездумно-грубо:
«У бедного, знать, не хватает зуба!»

Мой собеседник даже покраснел:
«Я вижу, ты в бесстыдстве закоснел!

Единственный порок ты в нем заметил,
Не видя, как он доблестен и светел».

Поверь, когда придет последний срок, —
Простят благому небольшой порок.

Коль муж благой и добрый чрезвычайно
Споткнется на мгновение случайно —

Так ты за то бранить его не смей,
Хорошее всегда найти сумей!

Шипы и розы вырастают вместе, —
Шипы сбирать — не много в этом чести!

Тот, кто злонравья победить не мог,
В павлине видит лишь уродство ног.

Пыль на зерцале портит отраженье!
Злонравный! Должен ты очистить зренье!

Стремись же, милый друг, к путям благим!
К словам не придирайся ты чужим!

Чужого не выпячивай порока,
Свои пороки осуждай жестоко.

К чему кричать мне о грехах других,
Когда я сам повинен тоже в них?

Не следует в сужденьях быть суровым,
Раз сам себя оправдываешь словом.

Коль зла не любишь, сам не делай зла,
Тогда суди соседские дела!

Молчу ли я или болтаю много, —
Лишь внешность для тебя, душа — для бога!

Коль я по виду благ, приличье знай —
О сущности моей не рассуждай.

Каков мои нрав и что он в мире стоит,
Господь своим сужденьем удостоит.

Я пользу знаю сам свою и вред,
Каков я есть — тебе и дела нет.

Не будь же слишком щедр на наказанья,
Свершать старайся добрые деянья.

Благое дело соверши одно, —
И богом будет десять зачтено.

Заметив доблесть беспристрастным оком,
Дай отпущенье десяти порокам.

Не выставляй порока напоказ
У тех, кто делал благо сотни раз,

Как те враги, что с ненавистью черной
Стих Саади преследуют позорно...

Не вникнув в тонкость мыслей, в ясный слог,
Вой подымают, отыскав грешок!

Все потому, что зависть ослепила
Завистников и честь их усыпила.

Бог создал тварей милостью своей:
Тех покрасивей, этих подурней.

Не все глаза красивы. Но позорно
Судить по кожуре, забыв про зерна!