Добо пожаловать, Гость!
"Ճանաչել զ`իմաստութիուն և զ`խրատ, իմանալ զ`բանս հանճարոյ"
Մեսրոպ Մաշտոց, 362 - 440 մ.թ

"Познать мудрость и наставление, понять изречение разума"
Месроп Маштоц, создатель армянского алфавита, 362 - 440 г. от Рождества Христова.
Главная » 2016 » Май » 19 » СААДИ. Бустан. ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ.
12:41
СААДИ. Бустан. ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ.
О скромности

Господь из праха сотворил тебя,
Раб, прахом стань, смиренье возлюбя!

Быть жадным, злым и гордецом не надо;
Из праха ты — и быть огнем не надо.

Огонь надменно голову взносил,
А прах ее смиренно опустил;

И стали по велению аллаха
Див — из огня, а человек—из праха.(37)


(37)Див — из огня, а человек — из праха.— По мусульманским верованиям, див — злой дух —
сотворен из огня, а человек — из глины.


* * *

Упала дождевая капля вниз —
Пред ней просторы моря разлились.

«Где море есть, — промолвила стыдливо, —
Там я ничто, и это справедливо».

Но за свое смирение она
Была ракушкой в лоне взращена.(38)

И рок, к смиренной капле благосклонный,
Из капли создал жемчуг для короны.

Унизившись, достигла высоты,
Богатой стала в жажде нищеты.

Смирения мудрец у бога просит,
Клонится древо вниз, коль плодоносит.


(38)Была ракушкой в лоне взращена. — Согласно поверью, жемчуг образуется из дождевой
капли, попавшей в ракушку-жемчужницу.


РАССКАЗ

Раз юноша — он мудр и честен был —
В одну из румских гаваней приплыл.

Он, чистотой и доблестью отмечен,
Дервишами как близкий друг был встречен.

У шейха был с ним как-то разговор.
Что надо б из мечети выместь сор...

И послушник в тот миг исчез куда-то;
Он не вернулся и с лучом заката.

Все старцы объяснили это так,
Что службой, мол, гнушается бедняк.

Его наутро настоятель встретил,
Сказал: «Твой разум гнусен и не светел,

Изнеженный юнец, не понял ты:
В служении — основа чистоты!»

Заплакал бедный в скорби безысходной:
«Наставник бесконечно благородный!

Не видел я, где был в мечети сор,
Я сам был грязь, и мусор, и позор.

Я удалился, грешник безобразный,
Чтоб чистая мечеть не стала грязной...»

Дервиш пути иного не найдет —
Он плоть во власть смиренья отдает,

Величья хочешь — будь скромней, смиренней,
Пойми — к величью нет ступеней.

РАССКАЗ

Слыхал я, в праздник, свеж, душист, умыт,
Из бани вышел утром Баязид.

И был осыпан мусором нежданно
Мудрец высокий, славой осиянный.

Мудрец спокойно отряхнул чалму
И стал молиться богу своему:

«В душе терплю я огненную бурю,
От пепла ль я лицо свое нахмурю?»

* * *

Великий духом помнит ли себя?
Забудешь бога, лишь себя любя.

Не в почестях и не в речах величье,
Не в притязаньях, не в мечтах отличье.

Величье только к скромному придет,
И в прах гордец спесивый упадет.

Кто подлинно великим быть захочет,
Тот о величье вовсе не хлопочет.

Утратишь веру, суету любя.
Не любит бога любящий себя.

Мы гордых звать великими не будем,
Презренным свойственно презренье к людям.

Всегда спесивец с мудростью в борьбе,
Спесь не прибавит знатности тебе.

В какой еще нуждаешься ты славе,
Чем слава о смиренном добром нраве?

Коль равного надменным ты найдешь,
Ужели мудрым ты его сочтешь?

Но если с равным сам надменным будешь —
Ты также средь людей презренным будешь.

Коль к высоте привел тебя твои путь,
Не смейся над лежачим, мудрым будь.

Не раз высоким падать приходилось,
А павших ожидала рока милость.

Пускай ты от пороков чист, так что ж
Порочному проходу не даешь?

У одного в руке кольцо Каабы,
А этот опьянен, свалился, слабый...

Но кто творцу посмеет помешать
Прогнать святого, пьяного принять?

Вдруг не зачтутся чистому деянья,
Дурному дверь откроет покаянье?

РАССКАЗ

Я слышал от сказителей рассказ,
Что при Исе блаженном как-то раз

Жил некий муж, прославленный лишь пьянством,
Невежеством, жестокостью, тиранством.

Он храбр был, но порочен и жесток,
И дьявола пугал его порок.

И долго жил он жизнью бесполезной,
Бесславною и людям нелюбезной.

Он мыслями главу не тяготил.
Зато живот награбленным набил.

Был скуп он, хоть и славился богатством,
И потроха считал он лучшим яством.

Глаза его не зрели правды свет,
Ушам невнятен был благой совет.

Его, как черный год, кляли жестоко,
От всех людей держался он далеко.

Деяний добрых сжег он семена
И доброй славы не сбирал зерна.

Он каждый день свершал поступок черный
И злом заполнил лист судьбы просторной.

Он пьянствовал, не ведая забот,
Без просыпа, все ночи напролет.

Но раз пришел Иса, творца служитель,
К отшельнику какому-то в обитель,

А тот Исе навстречу вышел сам
И голову склонил к его ногам.

Увидел грешник их — сражен страданьем,
Как мотылек, сожжен был их сияньем.

С тоской, стыдом на них взирал он так,
Как на богатых — горестный бедняк.

И он рыдал, страдая бесконечно,
Стыдился лет, растраченных беспечно.

Дождем весенним слезы полились.
«Как дни мои, — он плакал, — пронеслись!

Я промотал всей жизни клад бесценный,
А добрых дел я не свершил, презренный!

О люди, не живите так, как я, —
Не лучше ль смерть такого бытия?

Спасется тот, кто в детстве умирает, —
Он в старости себя не укоряет.

Создатель, я молю, прости меня,
Хоть я достоин адского огня!»

И головой поник, стыдом объятый,
Оплакивал тяжелые утраты.

Так долго он стонал в своем углу:
«Господь, дай ухватить твою полу!»

Но старец между тем благочестивый
На грешника поглядывал спесиво.

«Как смеет негодяй идти нам вслед?
Невежда он, и в нем достоинств нет!

По шею погружен он в пламя ада,
Лишь страсти плотские — ему отрада.

Ужель позволено душе дрянной
Быть рядом с праведным Исой и мной?

Ведь, судя по делам, его сегодня
Ждет роковое пламя преисподней.

Ах, этот гнусный облик мне претит,
Позор и на меня теперь летит!

Когда последний суд настанет грозный,
Молю, господь, суди меня с ним розно!»

Договорить не смог он до конца —
Пришло к Исе наитье от творца.

Аллах промолвил: «Грешник, брошен роком.
Воззвал ко мне в отчаянье жестоком!

Тому, кто со смиреньем подойдет.
Я в храм мой вышний не закрою вход!

Тому злодейство прежнее простилось,
Он в рай пойдет — моя безмерна милость.

А коль подвижник на свою беду
Не хочет с ним сидеть в одном саду,

Пусть грешник наказанья не боится —
Я в ад столкну подвижника десницей.

Тот кровью изошел от злых скорбей,
А этот горд молитвою своей,

Не зная, что пред богом быть смиренным
Прекрасней, чем спесивым и надменным».

Кто нравом худ, хоть по одежде свят,
Пред тем не закрывай ворога в ад.

Пред богом быть покорным, сердобольным
Прекрасней, чем святым самодовольным.

Над всеми ты возносишься? Ты плох,
Ведь себялюбья не приемлет бог.

Ты доблестен? И все ж не смей кичиться,
Не всякий всадник вдаль с мячом умчится!(39)

Однажды лук себя фисташкой счел,
Но в нем зерна искавший не нашел.

И все молитвы ты на ветер бросишь,
Когда прощенья тут же не попросишь.

Когда себялюбив и глуп захид,
От пьяниц кто такого отличит?

Ты будь воздержным, набожным и чистым,
Но не считай себя пророком истым.

Не видеть рая вышнего глупцу,
Кто зол с людьми, добр к одному творцу.

Речь мудрецов — их завещанье свету.
От Саади запомни мудрость эту:

Смиренный грешник больше к богу вхож,
Чем сонм собой гордящихся святош.


(39)Не всякий всадник вдаль с мячом умчится! — Речь идет о всаднике, играющем в човган
(конное поло).


РАССКАЗ

Придя к кази, бедняк, факих достойный,
Среди людей почтенных сел спокойно.

Кази вскипел, свой гнев не обуздав,
Взял муарриф беднягу за рукав:

«Ужель достоин ты высокой чести?
Прочь уходи иль сядь на дальнем месте.

Не всякому почет высокий дан,
По власти щедрость и по мощи сан.

Сюда не смей садиться не по праву,
Иль встретишь ты жестокую расправу.

Советую: пониже, брат, садись,
Чтобы с позором не скатиться вниз.

Ты места славных даром не добудешь,
Коль нет когтей — могучим львом не будешь!»

Мудрец-факих противиться не мог —
Так обижал его жестокий рок.

Он, как огонь, окутан дымом черным,
Пониже пересел с лицом покорным.

Уже законоведы спор ведут:
«Неправда!», «Нет!» — услышишь там и тут,

Открыли двери смуты грамотеи,
А «Да!» и «Нет!» повытянули шеи.

Как петухи рванулись в буйный спор,
Бьют клювом и вонзают копья шпор.

Несутся крики злобы справа, слева,
Бьют кулаками по земле от гнева...

Вот спорщики устали бой вести,
А не нашли к решению пути.

Бедняк, понаблюдав за этой бучей,
Воспрянул вдруг, как будто лев могучий.

Он молвил: «О, хранящие завет,
Законы, откровенья давних лет!

Тут доказательства нужны сильнее,
Чем вздутые от спора жилы шеи!

А я владею клюшкой и мячом!»
«Коль знаешь, объясни нам, дело в чем?»

Он, наделенный слова благодатью,
Вдавил в сердца их истину печатью,

Проник, забыв прикрасы речи, в суть,
Сумел каламом споры зачеркнуть.

И те, что пре’зрели его вначале,
«Ты молодец», — теперь ему кричали.

Конь слов дошел до цели в должный час,
Кази в трясине, как осел, увяз.

И, с места встав, кази окончил пренья,
Послал чалму факиху в знак почтенья!

«Прости, не встал почтить я твой приход,
Тебе по сану следует почет!

Как жаль, что, несмотря на дарованье.
Ты тяжкое влачишь существованье».

Тут муарриф приблизился к нему,
Воздать чалмою должное уму,

Но тот сказал: «Тревожиться не надо!
Душа оковам суеты не рада!

Согнусь я средь оборванных людей
Под этою чалмою в пять локтей.

Коль будет мне оказано почтенье —
Я всех сочту достойными презренья:

Златой кувшин иль глиняный сосуд
Водам эдемским свойств их не дают.

Лишь разум голову украсить может,
А пышная чалма нам не поможет.

Пусть ты в парчу и золото одет!
Хоть тыква велика — в ней мозга нет.

Ты бородою горд, чалмой богатой?
Но борода — трава, чалма — лишь вата.

В ком человеческий лишь только вид,
Как идол каменный пускай молчит.

Высь в доблести великой, не в уборе;
Зухал высок, но предвещает горе.

Стремится ввысь циновочный тростник,
Но сахарный не большего ль достиг?

Хоть сто гуламов у тебя, калека,
Ты званья недостоин человека.

Невежда, в соре бисер отыскав,
Услышал: «Эй, умерь свой алчный нрав!

Меня не кутай в шелк, он не обманет!
И покупать меня никто не станет!»

Слизняк умом не будет наделен,
Пускай в глубь черепа забрался он.

Иль лучше всех богач с мошной набитой?
Осел — осел, хоть и парчой покрытый!»

Так этот муж, к врагам своим суров,
Обиду с сердца смыл водою слов.

В словах обиженных немало яда:
Коль враг упал, то мешкать тут не надо!

Пусть длань твоя сильней его разит —
Победа сразу смоет пыль обид.

Кази был местью сокрушен жестокой
И громко плакался на злобу рока.

Кусал он руки, люто разъярясь,
От злобы искры сыпались из глаз.

А доблестный оттуда удалился,
Никто и не видал, куда он скрылся.

И подняли вельможи громкий крик:
«Откуда этот дерзкий еретик?»

Его накиб разыскивал повсюду:
«Где есть такой? Не скажете — быть худу!»

И некто молвил: «Саади один
У нас и слов и мыслей властелин!

Он смело говорит, умно и кратко,
И горькие слова он скажет сладко!»

РАССКАЗ

Царевич жил в Гяндже. Он был буян,
Злой нечестивец и лихой тиран.

Раз с чашей он в мечеть явился пьяный
И громко пел, безумьем обуянный.

Там некий был мудрец. Благочестив.
Чистосердечен и красноречив,

Он привлекал друзей, им услажденных, —
Внимают умные словам ученых!

Когда бесчинный вновь предался злу,
Все замерли растерянно в углу.

Коль падишах путь благостный отринет —
У всех благой совет в устах застынет.

Ведь чесноку сильнее запах дан,
Чем розе; громче чанга барабан.

Коль гнусности препятствовать ты можешь,
То будет плохо, если руки сложишь.

Но если ты не славен силой рук,
Старайся нрав чужой исправить, друг!

Пусть руки, пусть язык бессилен даже,
Но сила духа быть должна на страже!

И мудрецу один его мюрид,
Склонившись, плача, тихо говорит:

«Взмолись и обреки его на муки,
Бессилен наш язык и слабы руки!

Из сердца чистого один лишь вздох
Его верней меча сразить бы мог!»

И муж, видавший мир, вздел к небу длани,
Воскликнув: «Боже, цель всех упований!

От всяких бедствий сохрани его!
Да будут вечно сладки дни его!»

Его спросили: «Истины хранитель,
Зачем тобой почтен добра гонитель?

Когда желаешь ты добра ему,
Ты зла желаешь городу всему!»

Ему ответствовал мудрец достойный:
«Не горячись, а вникни в суть спокойно!

Не болтовня пустая — цель моя.
Ему желаю покаянья я.

Коль отречется он от нрава злого,
В Эдеме место для него готово.

Пять дней лишь счастлив в мире человек —
Отказ от них блаженство даст навек!»

О том, что молвил старец именитый,
Царевичу сказал один из свиты.

Его душа восторгом занялась,
Рекою слезы полились из глаз.

Огонь восторга грешника расплавил,
Он в землю взоры от стыда уставил.

И вот послал к подвижнику гонца,
О помощи просил он мудреца:

«Неправду всю сложивши на пороге,
Я кланяюсь тебе, о мудрый, в ноги!»

Войска рядами встали на пути,
Чтоб мудрый с честью мог в айван пройти.

И увидал мудрец, что плохо дело,
Здесь все смеялось, веселилось, пело

Один лежал в беспамятстве, в хмелю,
Другой все время повторял: «Люблю!»

Певец вопил, до выпивки охочий,
И чашник пить всех звал, что было мочи.

Здесь всякий от вина до смерти пьян.
То арфы иль певиц прекрасных стан?

Никто не спал из свиты приближенных,
Там не смыкал Нарцисс очей бессонных.

Тимпан и чанг звучали. Песнь скорбей
Им в лад тянул страдалец бедный ней.

По манию царевича, мгновенно
Разбили все. Окончен пир блаженный.

Чанг сломан. Лютне наступил конец.
На полуслове кончил песнь певец.

Камнями забросали погреб винный,
Все тыквы обезглавив(40) и кувшины.

Из фляг, подобных утке, кровь текла, —
Не утка ли зарезана была?

С девятимесячным вином бутыли
Детей всех скинуть вынуждены были.

И мехи взрезал до пупка(41) палаш —
И заструилась кровь из глаз у чаш.

Все плиты пола снять велел царевич.
И новый пол настлать велел царевич.

Он знал, что едко красное вино
И с мрамора не смоется оно.

Разрушен был бассейн десницей строгой:
Ведь поглотил вина он слишком много.

С тех пор, когда на лире кто бренчал,
Как бубен, тумаки он получал.

А кто брал чанг, подумав о разгуле,
Того за уши, как тамбур, тянули.(42)

Царевич, что лишь пьянствовать привык,
Теперь благочестив стал, как старик.

Не раз с ним раньше вел отец беседу:
«Будь праведным, путем достойным следуй!»

Но гнев отца и даже гнет оков
Слабее были старца мудрых слов.

А если бы мудрец благочестивый
Невежду начал упрекать ретиво,

Едва ли бы задор его утих.
Тогда б дервишам и не быть в живых!

Лев в бегство от копья не устремится,
Свирепый тигр меча не устрашится.

Врага ты в друга превратишь добром,
Но станет друг от резкости врагом.

Кто груб, идет дорогой самой дальней.
Не молот ты, чтоб бить по наковальне!

Не будь с эмиром грубым и крутым,
Пусть он суров, но ты будь кроток с ним.

С любым — с подвластным или с господином —
Будь ласковым, терпимым, тихим, чинным.

Подвластного любезность подбодрит,
А властелина кротость устыдит.

Ты сладкой речью мяч всегда угонишь,(43)
Злонравным будешь — в горечи потонешь

На Саади кротчайшего смотри,
А скучному скажи: «В тоске умри!»

(40) Все тыквы обезглавив... — Имеются в виду кувшины для вина из особого сорта тыкв.
(41)И мехи взрецал до пупка... — то есть пролил вино из бурдюков. В следующей строке бейта под кровью подразумевается вино.
(42)Того за уши, как тамбур, тянули. — При настройке тамбура, струнного музыкального инструмента, накручивают колки, натягивая струны. На этом и построен образ.
(43)Ты сладкой речью мяч всегда угонишь...— то есть добьешся своего; образ заимствован из игры в човган.


РАССКАЗ

Сахароустый вел торговлю медом,
Он был любим за красоту народом.

Он строен был и сладок, как тростник,
Мух — мед сбирал, людей — призывный крик.

И если б людям продавал он яды —
Все пили бы, как мед, и были б рады.

Урод угрюмый на него глядел,
Завидуя преуспеянью дел,

И с медом побежал по стогнам града,
Но уксус был в речах, а не услада.

Кричал он громко, бегал взад-вперед, —
И мухи на его не льстились мед,

С пустым карманом, мрачный, полон думой,
Он в угол сел, нахмуренный, угрюмый.

Как грешник пред судом, понур он был,
Как узник в день байрама, хмур он был.

Жена ему заметила шутливо:
«Мед кислолицых хуже, чем крапива!»

В ад заведет тебя злонравье, знай.
Ведь нравы добрые рождает рай.

Воды арыка теплой выпей жадно. —
У хмурых не бери шербет прохладный.

Хлеб — яд, когда хозяин смотрит зло,
Когда, как скатерть, хмурит он чело.

Лицо свое напрасно хмурить будешь —
Тем состраданья рока не пробудишь.

Нет злата? Что же! Носишь ты в груди
Дар сладкоречья, как и Саади.

РАССКАЗ

Слыхал я: пьяный нечестивец мерзкий
Схватил за ворот праведника дерзко.

По голове удары получал
Тот праведник, — но все терпел, молчал.

Ему сказали: «Как же ты, мужчина,
Спускаешь нечестивцу? В чем причина?»

Ответил он, спокойствие храня:
«Что ж ты хотел услышать от меня?

Коль пьяный неуч ворот рвет всем людям —
Со львом таким бороться мы не будем.

Я трезв, и с пьяным спорить не хочу.
Как, трезвый, дурня за ворот схвачу?»

Кто доблестен — тот гнева зря не тратит,
Обиду терпит он, а лаской платит.

РАССКАЗ

Отшельника схватил за ногу пес,
И не сдержал несчастный старец слез.

Он ночь не спал — так боль его томила,
И не дал спать своей он дочке милой.

Наслушался он ночью горьких слов.
«Иль у тебя, — спросила, — нет зубов?»

Отшельник выслушал ее, рыдая,
Потом сказал с улыбкой: «Дочь родная!

Я был сильней, чем пес проклятый тот.
Но не хотел я осквернить свой рот.

Пускай мечом меня ударят в драке,
И все же я не укушу собаки».

Конечно, злым мы можем злом воздать,
Но люди псами все ж не могут стать!

РАССКАЗ

Вельможа некий жил, средь прочих славный,
И у него служитель был злонравный.

Урод, каких еще не видел свет,
Всклокочен, мерзок, грязен — хуже нет!

Уродства все слились в нем воедино,
А из зубов струился яд змеиный.

Из глаз его всегда ручьем тек гной,
А из-под мышек запах шел дурной.

Обед состряпав, вечно с хмурой рожей,
К столу садился следом за вельможей.

И если тот от жажды изнывал,
Ему бесстыжий чашу не давал.

Был глух к словам он, не боялся палок,
Дом грязен был из-за него и жалок.

То на дорогу набросает сор,
То кур в колодец бросит живодер.

На всех, бывало, ужас он наводит,
Пойдет за делом — целый день пробродит.

Спросили раз вельможу: «Нам открой,
Что видишь в нем ты? Доблесть с красотой?

От этого злодея и урода
Нет выгоды тебе, одна невзгода.

Тебе найдем другого, погоди;
К работорговцу злюку отведи!

Дадут пашиз — бери. Твой раб зловредный
Не стоит маленькой монетки медной!»

Вельможа рассмеялся лишь в ответ:
«В твоих услугах надобности нет!

Пусть этот раб с одним злонравьем дружит,
Но нрав его мне к улучшенью служит!

Коль вытерплю его, не впавши в грех,
Обиды перенесть смогу от всех».

Пока терпенье не вошло в природу,
Нам жизнь — как яд; привыкнешь — слаще меду.

РАССКАЗ

Маруф Кархи для тех наставник был,
Кто жажду славы навсегда забыл.

Раз, слышал я, к нему явился в гости
Один дервиш; он кожа был да кости.

Был лыс он, бледен, изнывал в тоске,
Душа его была на волоске.

Постлав себе в углу постель, стеная,
Всю ночь вопил он не переставая.

И сам уснуть не мог он ни на миг,
И всех других будил немолчный крик.

Невосприимчив был он к воспитанью,
Всех убивал он стонами и бранью.

Никто не мог снести подобных мук,
Бежали люди, жившие вокруг!

И вскоре все соседи разбежались,
И двое лишь — Маруф да он — остались.

Маруф все прихоти его сносил,
И днем и ночью бедняку служил.

Вдруг войско сна премудрого сразило —
Ведь против сна едва ль поможет сила!

Маруф сомкнул лишь веки — и тотчас
Лихая брань бродяги полилась:

«Да будут прокляты рабы безверья,
Их честь — что ветер, все в них — лицемерье.

В одежде чистой веру продают
И благочестьем тоже торг ведут.

Поймет ли пьяный, от обжорства сонный,
Как мучается бедный, сна лишенный».

И вот Маруф был виноват кругом
За то, что лишь на миг забылся сном.

Маруф молчал, — что тратить даром время,
Но жены все услышали в гареме.

Воскликнула одна: «Что ты молчишь?
Слыхал ты, как бранился твой дервиш?

Скажи ему: «Иди своей дорогой,
Не мучь нас, средь других умри, убогий!»

Добро и милость к месту хороши,
Не будь с дурными добрым, не греши.

Подушки злому не давай, пусть стонет,
Пусть голову свою на камень клонит!

Дурным добра не делай, о добряк,
Лишь глупый бросит семя в солончак.

В служенье нет предмета для укора —
На подлых только не бросай ты взора.

Не будь же кроток с подлыми людьми,
Не гладят пса, как кошку, ты пойми.

Но лучше пес — не правда ль? — благодарный,
Чем человек лукавый и коварный.

Коль денег скряге дашь — какой в том толк?
На льду за ним записывай ты долг.

Не пригревай же человека злого,
Лишенного обличия людского!»

Маруф, смеясь, сказал: «Жена моя,
Не слушай этой брани и нытья.

Ведь он кричал от нестерпимой боли,
Его слова меня не укололи!

Коль человек от боли чуть живой,
Не слушай, что кричит он, сам не свой.

Коль наделен ты силою и счастьем —
Прими капризы немощных с участьем.

Но коль тебе твой внешний облик люб,
Ты заживо сгниешь, ты будешь труп!

Когда взрастишь великодушья черен,
Ты славы вкусишь плод, — в том будь уверен».

Гробниц немало в Кархе; но из них
Мазар Маруфа всех славней других.

Коль сбросишь ты с чела венец гордыни,
Чело поднимешь к божьей благостыне.

Величьем не гордись. В нем тлен и ложь,
Величье только в кротости найдешь!

РАССКАЗ

Просил наглец у старца бога ради,
А тот без денег был, к своей досаде.

Был пояс пуст, и пустота в руках,
Ведь рассыпал он золото, как прах.

И подлый попрошайка повсеместно
Честного старца поносил бесчестно.

«Вас, скорпионы, распознал мой глаз,
Не скроет, тигры, власяница вас!

Как кошка, лапой сердце трут, однако,
Добычу видя, вскочат, как собака!

Они раскинули в мечети сеть,
Здесь легче им добычей овладеть.

Открыто грабит караваны дерзкий,
Тайком рубашку снимет этот мерзкий.

У них в заплатах платье, но тайком
Они к себе сбирают злато в дом.

Подлец ячмень продаст, назвав пшеницей, —
Он только смотрит, где бы поживиться!

Им, дряхлым, трудно совершать намаз.
И что ж? Радея, пустятся и в пляс!

Зачем сидишь, молясь? О чем ты плачешь?
Когда ты пляшешь, ты так резво скачешь!

Как слабы, желты! Пристальней взгляни:
Как жезл Мусы, прожорливы они!(44)

Они дерюгу носят, глупых теша,
А жен убор — ценней казны Хабеша!

Им проповедь пророка не нужна, —
Блюдут лишь завтрак да часы для сна.

Набьют живот разнообразной пищей,
Стоцветной, как корзинка братьи нищей.

И больше б я сказал, да подожду,
Чтоб не будить излишнюю вражду».

Хулитель много насказал такого, —
Ведь доблести не видят очи злого.

Тот, у кого нельзя пороков счесть,
Не думает, что у других есть честь.

Один мюрид донес о супостате
(Что было очень неразумно, кстати, —

Хулитель за глаза людей ругнет
И смолкнет, — пересказчик всех доймет.

Стрела того вонзилась в прах дороги,
Нам от нее ни боли, ни тревоги.

Другой ее направил прямо в грудь,
Нам от нее ни охнуть, ни вздохнуть).

Но засмеялся старец яснолицый:
«Скажи ему, пусть крепче он бранится!

Сказал он долю сотую всего.
Мое куда ужасней естество!

Он говорил, что ум мой полон скверной,
Но это так и есть, скажу наверно.

За год один как распознать он MOГ
Во мне давно гнездящийся порок?

Я знаю хорошо свои пороки,
Их знает лучше только бог высокий.

Какого доброхота я нашел!
Он мнит, что все мои грехи исчел!

Когда начнет меня бранить жестокий,
Я сам скажу, что я погряз в пороке!

Лишь тот господним следует путем,
Кто бедам доступ не закрыл в свой дом.

Будь кроток и с ободранною кожей, —
И будешь богу ты тогда дороже.

Кувшин из праха доблестных людей,
Бранясь, о камень разобьет злодей.


(44)Как жезл Мусы, прожорливы они! — Имеется в виду легендарный жезл пророка Моисея,
который однажды по его велению превратился в змею.


РАССКАЗ

Малик Салих, владевший древле Шамом,
Любил бродить по городу с гуламом.

Во все углы заглядывал, пытлив,
Лицо, как все арабы, полускрыв.

Благочестив и мудр, любил он бедных,
Он был из лучших средь царей наследных.

В мечети видел двух дервишей он,
Их лютой скорбью был он поражен.

Прозябли ночью бедные, бессонны,
На солнце глядя, как хамелеоны.

Один другому так сказал: «Когда
Наступит день последнего суда,

То, если гордый царь, питомец славы,
Чья жизнь — утехи, неги и забавы,

В рай с бедными пойдет — коль быть тому, —
Я с кирпича главы не подниму.(45)

Пусть не мечтает он о том наследстве,
Рай — наш, ведь мы влачим оковы бедствий.

Не знал я счастья от владык земных,
И я в раю терпеть не буду их!

Коль в райский сад Малик Салих заглянет,
Я раздавлю его, мой час настанет».

Услышав, как тот приговор жесток,
Салих ушел — он выстоять не мог.

Но скоро солнце землю осветило,
И сон с лица людей лучами смыло.

Послал людей он привести тех двух,
Сел, усадил их и склонил к ним слух.

На них, как ливень, он излил щедроты,
Смыл пыль несчастий с них и грязь заботы.

Изведав холод, голод, дождь и грязь,
Сидели средь вельмож они, дивясь.

Они ночами без рубах сидели,
Теперь рубахи над алоэ грели.(46)

Шепнул один, что был и дряхл и сир:
«О милостью поработивший мир!

Лишь доблестные могут быть велики,
А мы рабы ничтожные владыки!»

Расцвел, как роза, мудрый шахиншах
И так сказал с улыбкой на устах:

«Я не таков, чтобы ходить спесиво,
И мне ль взирать на бедных горделиво?

Зато и ты забудь вражду свою,
Чтобы поладить нам с тобой в раю!

Открыл я нынче примиренья двери,
Запрешь ли предо мной спасенья двери?»

Коль счастлив ты, на этот путь вставай.
Ты хочешь славы — бедным помогай.

Сей благо и направо и налево,
От райского тогда вкусишь ты древа!

Со счастьем не дружна скупая длань,
Служенья клюшкой счастья мяч достань!

Собою полный, как лампада — масла,
Как хочешь, чтоб добро в душе не гасло?

Дать людям свет сумеет только тот,
Кто сердце яркою свечой зажжет!


(45)Я с кирпича главы не подшшу. — По мусульманскому обычаю, покойникам под голову подкладывают кирпич; дервиш хочет сказать, что в день так называемого Страшного суда он не восстанет из могилы.
(46)Теперь рубахи над алоэ грели. — Саади, желая подчеркнуть резкую перемену в положении
дервишей, говорит, что они получили возможность пропитывать рубахи благовонным запахом (алойное дерево использовали как материал для курения).


РАССКАЗ

Был некто, в звездах сведущий случайно,
Но гордый и спесивый чрезвычайно.

К Хушьяру издалека прибыл он,
Решимостью и спесью напоен.

Мудрец не поднял благостные вежды,
И светоч знаний скрыл он от невежды.

Домой ни с чем уехал наш гордец,
И славный наставлял его мудрец:

«Погибнешь ты, коль спесь не уничтожишь!
Кто полн собой, в него едва ль что вложишь!

Ты полон спеси — едешь пуст домой,
Коль хочешь знаний, приезжай пустой».

От бренности освободись в скитаньях,
Как Саади, — и станешь мудрым в знаньях.

РАССКАЗ

Раб убежал, на государя зол,
Дозор его искал, но не нашел.

Но раб вернулся вскоре без боязни,
И царь велел предать беднягу казни.

Палач жестокий обнажил кинжал,
Как жаждущий язык, кинжал дрожал.

И вырвались слова у горемыки:
«Творец! Прощаю кровь мою владыке!

Всю жизнь я счастлив был, благодаря
За милости великого царя.

Пусть завтра за меня его не свяжут
И пусть врагам на радость не накажут!»

Царь, слыша это, ярость поборол,
И сразу гнева выкипел котел.

Раба поцеловав, его простил он,
Стяг войска, барабан ему вручил он.

И так вот с места лобного судьба
Ввысь подняла ничтожного раба.

Преданья смысл: смиренными речами
Потушишь ярости могучей пламя.

Будь кротким, о мой друг, с врагом крутым —
Так острый меч ты сделаешь тупым.

Спасение от стрел на поле брани —
Не в ярости, а в стеганом кафтане.

РАССКАЗ

Прохожий из лачуги земляной,
Где жил мудрец, услышал как-то вой.

«Собака здесь!» — подумал он, однако
Не мог он обнаружить, где собака.

Вокруг себя глядел он без конца,
Но видел одного лишь мудреца.

Хотел идти, смущенный чрезвычайно,
Стыдясь спросить о том, что тут за тайна.

Но, услыхав его, вскричал дервиш:
«Ступай через порог! Зачем стоишь!

Но только, я прошу тебя, не думай,
Что выл здесь пес. Нет, я здесь выл,угрюмый.

Узнав, что благ к униженным господь,
Решил я спесь и мудрость побороть.

Я начал псом выть у его порога, —
Известно всем, что доля пса убога!»

Коль хочешь ты высоко вознестись —
В смиренья бездну прежде опустись.

Лишь только те пред господом почтенны,
Что были здесь безмолвны и смиренны.

Поток свирепый яростно ревет
И в бездну низвергается с высот.

Роса лежит, смиренна и несчастна, —
Взлетает ввысь по воле неба властной.

РАССКАЗ

Преданья говорят: «Хатам был глух».
Ты должен знать — неверен этот слух!

Раз зажужжала муха на рассвете,
Попавши к пауку в тугие сети.

Паук себе придаст смиренный вид,
Как к сахару, она к нему летит!

И с состраданием эмир взглянул великий:
«От алчности ты гибнешь, горемыка!

Не всюду сахар, мед и леденцы,
Есть цепи, сети — к ним летят глупцы!»

Тут некий мудрый муж, небес избранник,
Ему заметил: «Тариката странник!

Жужжанье мухи, слышное едва.
Расслышал ты. Иль неверна молва?

Раз донеслось к тебе жужжанье мухи,
То ты не глух, скорей другие глухи».

«Глухой, — с улыбкой отвечал Хатам, —
Не лучше ль внемлющих пустым речам?

Подумай: если слух мой острым будет,
Меня со мной живущий не осудит;

Он о грехах не вспомнит нипочем,
Он истину перевернет вверх дном.

И если я оглохшим представляюсь,
Я тем от бед избавиться стараюсь...

Ведь ясно молвят при глухом друзья,
Дурна ли, хороша ль моя стезя!

И чтоб не слышать о себе дурного,
На путь благой я возвращаюсь снова!»

Глух, как Хатам, и ты будь к похвалам,
И чаще ухо приклоняй к хулам!

РАССКАЗ

Жил на краю Тавриза старец честный,
Творимым благом, бдением известный.

Увидел ночью он: забросил вор
Аркан, чтобы в чужой забраться двор.

Он поднял крик, соседи всполошились,
К нему на помощь с палками явились.

Услышав возгласы и шум, злодей
Не знал, куда укрыться от людей.

И наконец, спасаясь от расправы.
Решил дать тягу наш воришка бравый.

Подвижник, сжалясь, захотел помочь
Лишившемуся доли в эту ночь!

Нагнав его окольною дорогой,
Он молвил вору, мучимый тревогой:

«Иди сюда, о лучший из друзей!
Склоняюсь я пред храбростью твоей!

Я мужества ни в ком не знал такого,
Есть два разряда мужества людского:

Один — врага бить доблестной рукой,
И душу бегством сохранить — другой.

Ты, вижу, мужество явил двойное,
Мне имя назови свое благое.

Коль пожелаешь, я с тобой пойду,
Тебя в иное место поведу —

Вон видишь дом? Там плотно дверь закрыта:
Жилище всеми брошено, забито!

Мы камни в кучу сложим там вдвоем,
И со двора я влезу в этот дом.

Я вещи вынесу, — спокойно сможешь
Все унести, что ты в полу наложишь».

Мошенник не вступал в ненужный спор —
Последовал за праведником вор.

Плечо подставил удалец наш ловко,
Влез на стену мудрец с большой сноровкой.

И, вору сбросив платье, и белье,
И шапку — все имущество свое,

Он завопил: «Здесь вор, друзья, спешите.
Когда награду получить хотите!»

Вор ринулся бежать, что было сил,
С собою всю добычу захватил.

И благородный рад был бесконечно,
Что бедняку помог он так сердечно.

Так пожалел хороший человек
Того, кто жалости не знал вовек.

Тот, кто рожден благим и справедливым,
Дурного часто делает счастливым.

Отрадно жить под сенью добрых злым,
Хоть без заслуг дается благо им.

РАССКАЗ

С душой, как Саади, был некто ясной,
Но только в отрока влюблен был страстно.

За страсть свою большой он принял стыд,
Как мяч, кидал его човган обид.

Хоть по природе кроткий, не гневливый,
Он страсть свою оберегал ревниво.

Друг уверял: «Подумай о стыде!
Где честь твоя и твой рассудок где?

Лишь низкий даст свое унизить тело,
Лишь слабый муки терпит без предела.

Спускать врагу не надо нипочем,
Иль скажут о тебе: «Нет силы в нем!»

Безумец друга выслушал спокойно
И дал ответ, златых письмен достойный:

«В душе любовь к любимому живет,
В нее закрыт для черной злобы вход».

Бахлул сказал, увидя пред собою
Захида, что всегда стремился к бою:

«Когда бы знал он, что такое друг,
Врагов не стал бы он искать вокруг.

Когда бы ведал он о боге сущем,
Владеющем прошедшим и грядущим,

То стал бы он и лучше и добрей,
Не стал бы он сердиться на людей!»

РАССКАЗ

Я слышал, что Лукман лицом был черен
И был тщедушен телом, хоть проворен.

Лукмана кто-то беглым счел рабом.
Схватил, велел работать, строить дом.

Тяжелый гнет сносил он терпеливо,
В год дом воздвиг хозяину красивый.

Но вскоре беглый раб пришел назад,
Хозяин понял, как он виноват.

Он у Лукмана стал просить прощенья,
Тот рассмеялся: «Что мне в извиненье?

Страдало сердце, целый год томясь,
Избавлюсь ли от горечи за час!

Но все же грех твой я тебе прощаю,
Ты выгадал, — и я не проиграю:

Ты за год дом благоустроил свой,
А я зато мудрее стал с тобой.

Я о рабе своем не знал заботы,
Тяжелые давал ему работы.

Теперь суровым с ним не буду я,
Счастливец, в том заслуга есть твоя!»

Кто от могучих не изведал гнета,
Того о слабых не гнетет забота.

Начальства окрик, друг, тебе не люб? —
Не будь же с подчиненным сам ты груб.

Бахрам вазира наставлял прекрасно:
«Ты с подданным не будь жесток напрасно!»

РАССКАЗ

В пустыне Санаа раз пса нашел
Джунейд. Беззубый пес насилу брел.

Пусть раньше львов хватал он, не робея,
Зато теперь он был лисы слабее.

Легко ловил косуль и серн он встарь,
Теперь овцу молил он: «Не ударь!»

И старец, состраданием объятый,
С ним поделился пищей небогатой.

И слышал я, он, плача, произнес:
«Известно ли, кто лучше, я иль пес?

Сегодня я его жалею вчуже, —
Не будет ли назавтра рок мой хуже?

Коль буду в вере праведен и строг,
Меня простит всемилостивый бог.

Но если знаний я лишусь покрова,
Не буду ли я хуже пса худого?

Умри бесславно завтра, пес, и все ж
Ты в ад наверняка не попадешь!»

Глянь, Саади! Дороги божьей странник,—
И тот не горд, что он — творца избранник,

Он пса себе, ты видишь, предпочел
И выше ангельского сан обрел.

РАССКАЗ

Ударил старца ночью пьяный сазом,
И саз разбил и череп старца разом.

Пришел к пьянчуге утром муж добра
И подарил пригоршню серебра:

«Вчера, напившись, одержимым был ты,
И саз о голову мою разбил ты.

Ущерб твой излечит лишь серебро,
А голове все раны нипочем!»

Затем главу подвижник ввысь вздымает,
Что он побоев много принимает.

РАССКАЗ

Я слышал о пречестном старике,
Что в Вахше жил, в далеком уголке.

Он был аскет, не людям лишь в угоду,
И подаянья не просил он сроду.

Открыло счастье перед ним врата,
К нему не проникала суета.

Один глупец бесчувственный и скверный
Решил святого обругать примерно:

«Он хитростью, коварством вознесен —
Сей див, занявший Сулеймана трон.

Лицо, как кошка, моет то и дело,
И все ж мышей хватает он умело,(47)

Из спеси им обет лишений дан,
Пустой далеко слышен барабан».

Он говорил, а люди развлекались,
Со всех концов они к нему стекались.

И слышал я, что зарыдал мудрец:
«Заставь его покаяться, творец!

Но если прав он, о господь пречистый,
Дай покаянья мне, дай веры истой!

Я своего хулителя люблю,
Он всю порочность показал мою!»

Не гневайся, коль враг бранит правдиво.
Солгал? Скажи: «Уйди, глупец болтливый!»

Глупец вонючим мускус назовет —
Спокоен будь: все знают — глупый врет.

Но если он о луке это скажет.
Он правоту свою легко докажет.

Кто к небесам простер служенья длань,
Легко снесет буянов дерзких брань.

Пускай напустит фокусник туману —
Поддастся ли мудрец его обману?

Тот, чья душа спокойна и чиста,
Легко замкнет хулителя уста!

Будь добр и праведен, чтоб враг жестокий
Не обвинял тебя в дурном пороке.

Но ежели правдив врага упрек —
Искорени указанный порок!

Передо мной поставит счастья вехи
Тот, кто покажет, где мои огрехи.


(47)Сей див, занявший Сулеймана трон.
Лицо, как кошка, моет то и дело,
И все ж мышей хватает он умело. — Намек на то, что старец то и дело совершает ритуальное омовение при намазе (молитве), представляясь благочестивым, а совершает дурные поступки.


РАССКАЗ

Раз кто-то, истины утратив нить,
Просил Али сомненье разрешить.

Эмир-воитель, разумом известный,
Ему ответил мудро и уместно.

Но был такой, что, услыхав ответ,
Заметил: «О эмир, в том правды нет!»

И незлобиво молвил Лев великий:
«Ужель ты знаешь лучше? Расскажи-ка!»

Открыл счастливец к истине окно —
Замазать глиной солнце мудрено.

И царь мужей Али сказал: «Согласен!
Я был не прав! Его ответ прекрасен!

А всех мудрей благое божество,
И знаний нет таких, как у него!»

Что нынче было бы? Властитель, в раже,
На смельчака не поглядел бы даже.

Привратники прогнали б из дворца,
Избили бы за дерзость наглеца:

«Не смей позорить нас и в буйстве диком
Не смей соваться на глаза владыкам!»

Тот не услышит истины живой,
Кто вечно полон лишь самим собой.

Ему ли слушать мудрых и бывалых! —
От ливня не растут цветы на скалах.

Кто перлы моря знаний обретет, —
Пусть скромному в подарок их несет!

Весной из праха — это всем известно —
И роз и лилий цвет растет чудесный.

Но жемчугов пред тем не рассыпай,
Кто лишь собою полон через край.

В глазах людей покажется ничтожным,
Кто мнит себя великим и вельможным.

Похвал желаешь? Брось же хвастовство!
Кто хвалится — похвалят ли его?

РАССКАЗ

В толпе однажды завопил страдалец —
Омар бедняге наступил на палец.

Кто он, не понял в этот миг бедняк, —
Обиженному ль знать, где друг, где враг?

Воскликнул он: «Ослеп ты, нерадивый!»
В ответ Омар, властитель справедливый:

«Я не ослеп, но все же виноват,
Коль можешь, ты вину прости мне, брат!»

Давали нам мужи великой веры
Любви благой к зависимым примеры.

Смиренный завтра обретет покой,
Поникнет горделивец головой.

Ты тех прощай, кто полон здесь боязни,
Коль сам боишься там суда и каэни.

Над подданным насилья не твори,
Есть над тобой десница — посмотри!

РАССКАЗ

Жил некто — кроток, добр и взыскан счастьем,
И о дурных он говорил с участьем.

Он умер. Видевший его во сне
Спросил: «Как ты теперь, скажи-ка мне?»

Благоухая, словно роза, нежно,
Как соловей, запел он безмятежно:

«Меня никто не мучит здесь, мой друг,
Не причинял я в жизни людям мук!»

РАССКАЗ

Я помню, Нил — как иногда бывало —
Воды принес в Египет очень мало.

И многие в том горе и нужде
В горах молились скорбно о дожде.

Они рыдали, лили слез потоки, —
Не прослезился небосвод высокий.

Донес Зун-Нуну кто-то из людей,
Что нильский дол юдолью стал скорбей.

«Ты помолись за тех, кто в горе стонет,
Творец любимых просьбу не отклонит!»

Зун-Нун бежал в Мадьян. Чрез краткий срок
Разверзлись хляби. Хлынул вниз поток.

Чрез двадцать дней мадьянцев известили,
Что тучи слезы наконец пролили.

Узнав, что полон каждый водоем,
Зун-Нун скорей в родной собрался дом.

Один мудрец сказал: «Ты сумасбродишь!
Зачем пришел, зачем теперь уходишь?»

«Я размышлял: коль зверь и муравей
В беде, — какой повинен в том злодей?

И скоро понял я, что в крае здешнем
Считаться мне придется самым грешным.

И я бежал, боясь — не я ль виной,
Что пролил бог дождь бедствий над страной!»

Будь скромным, если ты величья хочешь!
Смирением величье ты упрочишь!

Тогда народу станешь дорогим,
Когда склонишься низко перед ним.

Великий, что величие забудет,
Великим в двух мирах взаправду будет.

Тот чист у нас, кто, кротость возлюбя,
Поставил слабых выше, чем себя.

О ты, когда пройдешь над нашим прахом,
Во имя праха славных пред аллахом

Запомни же — пусть Саади стал прах,
При жизни прах он был в своих глазах.

Пусть он летал, как ветер, по вселенной, — (48)
Он тело праху передал смиренно.

Да, скоро телом овладеет прах,
И ветер по миру развеет прах!

Но с дня расцвета гулистана слова(49)
Никто не слышал соловья такого.

Умрет однажды звонкий соловей,
Возникнет роза из его костей.

(48)Пусть он летал как ветер, по вселенной... — Саади имеет в виду свои многолетние скитания по свету.
(49)Но с дня расцвета гулистана слова... — Буквально гулистан означает «цветник роз».
Категория: Здоровье Души - Мудрость | Просмотров: 2786 | Добавил: davidsarfx | Теги: ГУЛИСТАН, Бустан, Восток., стихи, Шираз, мудрость, лирика, Саади | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
avatar