Добо пожаловать, Гость!
"Ճանաչել զ`իմաստութիուն և զ`խրատ, իմանալ զ`բանս հանճարոյ"
Մեսրոպ Մաշտոց, 362 - 440 մ.թ

"Познать мудрость и наставление, понять изречение разума"
Месроп Маштоц, создатель армянского алфавита, 362 - 440 г. от Рождества Христова.
Главная » 2018 » Июль » 30 » Абу Нувас. Лирика. 1975 г. Часть 5.
16:55
Абу Нувас. Лирика. 1975 г. Часть 5.
* * *

Смерть постоянно от нас недалеко,
Так возле нас и пробудет до срока.
Слышу свидетельства, вижу улики —
Плакальщиц слезы и вопленниц клики.
Стон, что ни день, раздается унылый
Новой печали над новой могилой.
Долго ли будешь ты страсти в утеху
Жизнь отдавать празднословью и смеху?
Смерти не ждешь, а она молчаливо
Вмиг твою жизнь иссечет из огнива.
Помни, грозят нам всечасные страхи,
Ссоры, и моры, и тюрьмы, и плахи.
Мир не бывает всечасно беспечным,
Не обольщайся же благом невечным.
К миру бесстрастье — твое украшенье,
К миру пристрастье — тебе в поношенье.

* * *

На Хинд и Лейлу не растрачивай слезы,
Пей розу из рук расцветающей розы.
Потешь себя кубком, до края налитым,
Чьи блики бегут по глазам и ланитам.
Подносит нам дева, юна и стройна,
Жемчужину кубка с рубином вина.
Во взоре красотки и в алом вине
Вдвойне опьянение предложено мне.
Все духом и телом хмельны поголовно,
Лишь я не греховно хмелен, а духовно,
И пью н для духа, не только для тела,—
Они же для тела пьянеют всецело.

* * *

Несчастный свернул
расспросить про покинутый дом.
А я — чтоб узнать,
где хорошим торгуют вином.
Не дай мне, Аллах,
горевать над руиной былого,
Слезой исходить
у подпорки шатра кочевого.
Спросил он: «О днях Бену Асад
ты помнишь ли, друг?»
«О днях Бену Асад
забыли и сын мой, и внук.
О них, незнакомец,
и сам-то я слышу впервые,—
Теперь и сам бог
позабыл племена кочевые».
Дела это старые —
пропадом ты пропадиI
Вино золотое,
чтоб пенилось в чаше, цеди.
Вот с кубком и мальчик
при поясе, стянутом туго,
Как ровная ветка,
прекрасное тело упруго.
Увидел отец,
что я с мальчиком рядом сижу
И туго набитый кошель
перед ними держу,
Он вынос вино,—
наливают его не до края
И близким друзьям
из рук в руки дают, угощая.
Что держишь в руке своей,
мальчик, ты мне протяни,
Кто знает, что нам
обещают грядущие дни?
Не лучше ль на вина
истратить динаров остатки,
Чем плакать над рвом
у давно разоренной палатки?
Меня ты поносишь,—
зачем наслаждений ищу?
Прощаю тебя, но побойся,
вперед не прощу.
Тебе я внимал бы,
когда б подходил ты с советом,
А ты лишь завистник,
клевещущий злобно при этом.

* * *

О дождь, не орошай сухих джарадских гор,
Где некогда у Мей был кочевой шатер.
Не лейте, облака, воды в песок пустыни,
Был влажен аль-Лива, пускай иссохнет ныне!
Начнут перечислять селенья... Над одним
Не лейся, сострадай страданиям моим!
Названий множество, но есть одно названье,
Которое во мне вновь оживит страданье.
Пускай от ворона я там беды не жду,
Так верно к филину я в когти попаду.
В горах, где не слыхать людского красноречья,
Ко мне доносится лишь блеянье овечье.
Что слезы лить, припав на камень? Пусть венки
Друзьям пирующим свисают на виски,
И пусть несет ладонь, как на спине верблюда,
От уст и вновь к устам чудесный груз сосуда.
Встает пузыриков куполовидный скоп,
И отрок пеною смиренно крестит лоб,—
Красивый божий раб, из чтущих воскресенье;
Оценишь вкус вина и тонкость поднесенья.
Почуешь на губах прохладный поцелуй,
Им тело бренное и душу уврачуй.
Певец же, при серьгах и в праздничном наряде,
Еще споет тебе про старый дом в Джудаде.

* * *

Вина՛ испили — вот и в путь готовы.
Оковы сбрось, как сбросил я оковы.
Вред но велик, но дорожу собой.
Хоть вредно мне, но вреден грех любой.
Когда с тобой мы были в Кутраббуле,
Я пил вино,—цари б его хлебнули!
Хозяин был неверный — стар и свят,
И мог бы рассказать про племя Ад.
«Мир вам!» — «И мир тебе! Мы не толпою,
Всего вдвоем спустились к водопою».
«Что ж нужно вам?» — «Вина!»—
«Хвала вину! Торгую честно, вас не обману!
Вина такого, хоть и были седы,
Не пригубляли ни отцы, ни деды.
Испробовать желаете?» — «Нигде
Рыб не берем, пока они в воде».
И он принес. Что стало с тьмой ночною?
Вдруг чернота сменилась белизною.
Три раза мы смочили губы в нем,
Пустив по кругу, пили все втроем.
Но вот лицо у друга покраснело,
И у меня сомлело вовсе тело.
Так сатана, ища себе утех,
К былым грехам еще прибавил грех.

* * *

На драные шатры глядишь ты, как на диво,—
Брось ветошь жалкую, не вспоминай огнива.
Бредут кочевники к печальному концу,
В беде, как суждено невольному скупцу.
Пойдем и посидим на берегу Евфрата,
Доколе ночь еще созвездьями богата,
Там с золотым вином нам чашу подадут,
Где вверх пузырики со дна ее идут.
Пей, трать, что накопил и получил в наследство,
Тебя вознаградит красавицы соседство,
Чьи пышны волосы из мускуса и тьмы,
Чьи очи черные не видели сурьмы.
Дочь Карха в горести, едва скрывает муку,
К ресницам, полным слез, протягивает руку,
И ежели слеза уж начала ползти,
Остановить ее пытается в пути.

* * *

Возвратите мне мой кубок, —
знать пора бы, сколько в нем
Пользы верной, непреложной,
доставляемой вином.
Что пугать меня Аллахом,
гневом бога моего,
Я не столько верю гневу,
сколько милости его.
Вы меня не осуждайте
за пристрастие к вину,
Я в блаженстве несказанном,
только раз его глотну.
Если б вы перетерпели
всё, что я перетерпел.
Этот кубок не водою,
а слезами б закипел.
Ты, противник винопитья,
что-нибудь мне назови,
Что так верно приобщало б
к чувству дружбы и любви.
Лишь одно я приравнял бы
к тем целительным глоткам—
Это губ прикосновенье
к женским сладостным щекам.
Пить со мною не хотите?
Так себе я господин:
Коль боитесь вы Аллаха,
буду нынче пить один.

* * *

Я смолоду бывал в терпении двужильным,
Я все переносил, упорным был и сильным.
Теперь я раб любви. Зачахла грудь моя,
Уже и посоха поднять не в силах я.
Мне стыдно, я готов бродягой стать бездомным,—
Лишь только б замереть в твоем объятье томном.
На просьбу каждую я слышу лишь укор,
И все твои слова моим наперекор.
В судилище любви у бедного раба
Лишь два свидетеля: измор и худоба.

* * *

Когда над черным камнем
влюбленные нагнулись,
Невольно их ланиты
на миг соприкоснулись.
Безгрешное касанье
насытило их пыл,
Как будто час свиданья
назначен раньше был.
Когда б их не теснило
паломников скопленье,
Они бы так стояли
до светопреставленья.
Лицо рукою пряча
от посторонних глаз,
Таили, что ланита
с ланитою слилась.
В Аллаховой мечети
мы совершали то,
Чего из правоверных
не совершит никто.

* * *

Воспоминанию навек я благодарен:
Мне волей памяти любимой лик подарен.
Усердной памятью приближена, воочью
Она в моем дому блуждает днем и ночью.
Ах, я поверил бы, что это — воплощенье,
Когда б ее ко мне я чаял возвращенье.
Как будто разговор ведем мы издалека,—
О, как существовать я стал бы одиноко?
Любимая, хоть мир и зол и лицемерен,
Навечно мне верна, как я навек ей верен.

* * *

От Джинан слыхал я часто:
«А чего желаешь ты?»
Отвечал я: «Чтоб завистник
побоялся клеветы».
Нет Джинан. Покинут ею,
лью один потоки слез,—
А с меня довольно было б
и одних ее угроз.
Может быть, Джинан не верит,
что любовь моя сильна?
Подтвердите же, насколько
ей любовь моя верна.
Ты не злись, и я не стану
голосить на весь майдан.
По совсем иной причине
ты расстроена, Джинан.
Нет любви, так нет и проку
рядом жить, стена к стене:
В дверь к тебе не постучусь я,
не войдешь и ты ко мне.

* * *

Госпожа на камне перстня
начертала письмена:
«Та, кому наскучил милый,
пусть навек лишится сна».
Ей послал и я свой перстень,
и на нем прочла она:
«Кто во сне не видит милой,
вообще не знает сна».
Вновь она прислала перстень,
чтобы передали мне.
Я прочел: «Не спит влюбленный
и не бодрствует вполне».
Стер я надпись и ответил:
«Мне свидетелем творец:
Я во всем подлунном мире
первый страждущий мертвец».
Но она мне возразила:
«Мне свидетелем Аллах,
У меня такие речи
застревали бы в устах».

* * *

«Рабыня милая, конечно, я не юн,
Но я в тебя влюблен, как некогда Маджнун.
Назначь свиданье мне, прерви мои страданья!»
«Как? При таком лице ты просишь о свиданье?»
«Когда бы лицами наш торговал базар,
Охотно отдал бы последний я динар,
Чтоб новое купить, почище, помоложе,—
Тогда любить меня и ты смогла бы тоже.
Назначь свиданье мне,—я все-таки поэт...»
Но бессердечная сказала строго: «Нет».

* * *

Совершил ты великое чудо:
Отклонил ты копье от Дауда.
Отведи же и гневность возлюбленной
От души ее, гневом погубленной.
Бьется дух мой тобой уязвленный.
Между сердцем и жилою сонной.
Знаю, просьбы тебе опостылели,
Но любви моей угли остыли ли?
Так убей меня в этих развалинах:
Только в смерти — покой опечаленных,
Иль тебе все равно, беззаконница,
Что меня истомила бессонница?
Что, как шалый, хожу наудачу
И весь день в одиночестве плачу?
Пожелай меня к сердцу приблизить,
Не желай отогнать и унизить!
У меня переломаны крылья,
Я иссох от тоски и бессилья!
Как изгнанник, по знойному праху
Я брожу и взываю к Аллаху.
Не пора-ли вставать тебе, счастье мое?
Не довольно ли спать тебе, счастье мое?
О, исполни свои обещания,
Отряхни с меня тлен обнищания!
О когда же поверю, когда же,
Что посулы твои не миражи?

* * *

Тебе из-за любви — лишь тягота одна:
Ты днем не бодрствуешь, не знаешь ночью сна.
Все из-за Хусн своей, она же равнодушна,
Ей просто-напросто с тобою стало скучно.
А чем ты не хорош? Твой род не из худых,
Немало ты имел поклонниц молодых.
Гласит пословица — пословицы же могут
И горе облегчить, и в болестях помогут:
«Как часто, кто влюблен, не нужен вовсе нам,
Кого же любим мы, от нас отходит сам».

* * *

Ты покинул меня,
я — как сердца лишенное тело.
Охладел ты, и нет
твоему отдаленью предела.
Ты ко мне но идешь,—
коль боишься дозора ночного,
Им ты можешь ответить,
что здесь посещаешь больного.
Сердце глазу подобно:
едва согрешит он, злосчастный,
И все тело тотчас
зазнобит лихорадкою страстной.
Хороша же родня,
да и сам ты обманщик завзятый,
Коль за каждым углом
за тобою следит соглядатай.

* * *

Как весел праздника приход!
Как хорошо с постом прощанье!
И та, которую люблю,
свое сдержала обещанье.
Скользнула мимо сторожей
и к нам, нарядная, пришла.
А я готов был умереть
и составлял уж завещанье.
Друг к другу тянемся с вином,
и соглядатай стал но зорок,
Теперь отказов я не жду,
не опасаюсь отговорок.
Пускай в мечети шейхов сын
читает проповедь ослам,
А мы с любовью и вином
забудем их привычный морок.
Мы повергаемся во прах,
поклоны мы кладем кувшину,
Аллаху в жертву принесли
мы гроздьев полную корзину,
Все праздник празднуют один,
как подобает в эти дни,—
Меж том как праздновать вдвойне
двойную нахожу причину.

* * *

О ты, которой я обманут!
Твои посулы в бездну канут.
Я жду лишь бегства, лишь отказа;
Иль я страшней дурного глаза?
Ты — сам Карун высокомерностью,
Уркуб коварством и неверностью;
Я тайн твоих не разглашу,
Я имя не произношу,
Желанная и безымянная,
Как амбра, ты благоуханная,
Ты меда белого светлее,
Ты мягче лучшего елея,
Со мной одним ты тверже скал,—
А я так жаждал, так алкал!
О ты, чьи пагубные чары
Мне недоступны, как Стожары!
Коль станешь свежим ты питьем,—
Мы мед и сахар изопьем;
Коль станешь мазью ты душистою,
То превратишься в амбру чистую.
О если б ты цветком была,
Ты верно б розой расцвела!
Клянусь ферзем, конями и ладьями,
Клянусь вином, реханом и сластями,
Что и Джамиль, мученьям преданный,
Не ведал муки, мной изведанной.
И Кайс не вынес бы мой ад,
Ни Амр, когда влюбился в Дад.
Всю жизнь по этой грозной зыби ли
К тебе мне плыть в ладье погибели?

* * *

Был озноб у меня, и к себе пригласил я врача.
Он сказал: «Я с постели тебя подниму, не леча:
Ты поправишься тотчас, едва лишь побудет с тобою
Та газель, от которой твоя голова горяча».

* * *

Я истомлен вконец любви искусом,
Клянусь моим дутаром и бурнусом.
Охотой, соколами и гепардами,
Молитвенными четками и нардами.
Глотком вина, мной выпитым в саду,
Где с розами нарциссы наряду.
Я истомлен упреками, разлуками,
Испепелен неслыханными муками.
Но сам за казнь, которую терплю,
Могу воздать, лишь повторив: «Люблю!»

* * *

Меня когда-то, Ибн Раби,
учил ты добродетели,
Добро — привычка, этому
дела мои свидетели.
Что было сладострастием,
то стало состраданием,
Распущенность минувшая
сменилась обузданием,
На Ха՛сана я стал похож,
к хорошему радивого,
Во мне Катаду можно бы
признать благочестивого.
Иду я со светильником,
с лампадой драгоценною,
Ношу, как ожерелие,
я рукопись священную.
А ты, чтоб зреть воочию
житье мое повинное,
Войди, ища спасения,
в жилье мое пустынное.
Взгляни, как сам я божьего
искал благоволения,
И посмотри внимательно
на коврик для моления,—
Как по господней милости,
взыскуя воздаяния,
Я бился лбом, украшенным
браздами покаяния.
Наверно, эти редкости
скупило б лицемерие,
И тем у благочестия
достигло бы доверия.
Так и живем мы, грешники!
Лишь под конец, при случае,
От мудрого наставника
придет благополучие.
Категория: Здоровье Души - Мудрость | Просмотров: 1027 | Добавил: davidsarfx | Теги: Абу, здоровье, нувас, абу нувас, мудрость, поэт, арабский, араб, Восток, поэзия | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
avatar