Какой-то шах в один из мирных дней
Созвал к себе на пир своих друзей.

И попросил по очереди шах
Их рассказать о разных чудесах,

Чем знаменит тот или этот край.
И, как сладкоречивый попугай,

Один сказал: «Пришлось увидеть мне
Чудовище в арабской стороне,

По виду как верблюд с одним горбом
И с крыльями и обросло пером,

Но не летает, ничего на нем
Не возят, а питается огнем.

Как феникс, он, хватая на лету,
Глотает падающую звезду.

Но мигом пламя в глотке птицы той
Становится прохладною водой».

Дослушали рассказчика, потом
Все рассмеялись: «Ты б сидел молчком!

Крылатого верблюда в мире нет.
И птиц таких, — хоть весь объезди свет, —

Огнем питающихся, не найдешь.
Рассказ твой — просто выдумка и ложь!»

Он клялся им. Они смеялись. Он,
Собранье оглядев, был поражен

Тем, что вот тут — вокруг — друзья сидят
И на него с презрением глядят.

Хоть, как свеча, согнулся от стыда,
Он с места взвился пламенем тогда

И прочь ушел, крутясь, как горький дым.
Питаясь сердцем собственным своим,

В Багдад примчался из последних сил
И на базаре страуса купил.

Вернулся он домой лишь через год
И прямо к шаху страуса ведет.

Тем правоту свою он доказал.
И обнял шах его и так сказал:

«Ты прав был, друг мой, что ни говори.
Так из-за туч не видим мы зари!»

Но хоть враждебна искреннему ложь, —
Знаток вещей тончайших, — помни все ж:

Ты тайн своих не выпускай из рук,
Дабы не испытать безмерных мук,

Чтоб доказательства для них найти
И попусту не тратить год пути.

* * *

Дай, виночерпий, чашу мне испить,
Чтоб с сердца все следы тщеславья смыть!

Приди, певец, под рокот струнных струй
Спой мне нева, но с правдой согласуй!

Да будет кривде горестный удел,
А правде — счастье в завершенье дел!