Начнем опять о девушке сказанье,
В чьем сердце — бесконечное терзанье.

Он спит, но разве может спать она,
Когда ей радость встречи не дана?

Сказала: «Разбуди! Полна я муки,
С меня сотри ты ржавчину разлуки:

Заснувший — мертв; любовную игру
Затею с мертвым, коль сама умру!

Его глаза желанием не дышат
И уши просьб возлюбленной не слышат.

Язык жемчужин-слов не раздает,
Чтоб страсть усилить, не смеется рот.

Земля дивилась мощному цветенью,
Но кипарис упал на землю тенью.

Защиту мне сулила эта сень, —
Увы, сама я превратилась в тень.

Но с тенью не завяжешь связи кровной,
Но с тенью не начнешь игры любовной!»

Тогда заклятия и колдовства
Произнесла кормилица слова.

Что было сном, то превратилось в бденье,
И трезвостью сменилось опьяненье.

Поднялся кипариса вольный ствол, —
Цветник, казалось, в комнате расцвел!

Уста, что радуют сердца, открыл он,
Замок от ценного ларца открыл он,

Обвел он взглядом тех, кто был вокруг, —
Врата блаженства распахнулись вдруг.

Не комната пред ним, — чертоги рая.
Стоят кумиры, прелестью сверкая,

А среди них одна затмила всех,
В ее глазах — отрада, нега, смех,

Затмила всех пленительным обличьем,
Великолепьем, красотой, величьем.

Пред ней стояло множество подруг,
Покорных ей, готовых для услуг.

Она сидела, излучая счастье,
А сердце —у любимого во власти.

И негра обожгла ее краса,
Он то и дело тер свои глаза,

Не понимая, — спит ли, грезит ныне,
Вода пред ним иль марево пустыни...

К нему и утром не пришел покой,
То счастлив был он, то вздыхал с тоской.

Он счастлив был попасть в чертог подобный,
Где, мести не страшась иль стражи злобной,

Он видел то, что скрыто от очей,
О чем еще не слышал слух ничей,

Что не создаст ничье воображенье,
С чем не сравнится ни одно творенье.

Но тосковал, не веря в благодать...
Ему ли этим чудом обладать?

Он полагал: за наслажденьем вскоре
Последует отчаянье и горе.

Увы, пока живем, мы видим здесь
Отчаянья и наслажденья смесь!

Той птице, что с умом живет на свете,
Известно: там, где зерна, там и сети.

Она опаслива, хотя жадна:
Поборет жадность, не возьмет зерна,

Пока другие птицы, споря вздорно,
В беспечности клевать не станут зерна.

Она же прилетит к ним лишь тогда.
Когда увидит: птицам нет вреда.

Но если птиц постигнет доля злая, —
Умчится вдаль, свободной быть желая.