Добо пожаловать, Гость!
"Ճանաչել զ`իմաստութիուն և զ`խրատ, իմանալ զ`բանս հանճարոյ"
Մեսրոպ Մաշտոց, 362 - 440 մ.թ

"Познать мудрость и наставление, понять изречение разума"
Месроп Маштоц, создатель армянского алфавита, 362 - 440 г. от Рождества Христова.
Главная » 2016 » Май » 26 » Абдуррахман Джами. ДЖAMИ (1414—1492).
10:27
Абдуррахман Джами. ДЖAMИ (1414—1492).
Нурэддин Абдуррахман ибн Ахмед Джами (На русском языке о Джами имеется монография члена-кор-респондента АН СССР Е. Э. Бертельса: «Джами. Эпоха, жизнь, творчество». Сталинабад, 1949.) - выдающийся таджикско-персидский поэт, родился в 1414 году в Герате.
Герат, один из древнейших городов Хорасана, в те времена был важным культурным центром Средней Азии и играл значительную роль в политической, экономической и культурной жизни всего Ближнего Востока. Здесь и провел Джами свое детство и юношеские годы, здесь он получил первоначальное образование. В Герате он занимался у известных филологов, богословов, суфийских шейхов я ученых. Однако талантливый и пытливый юноша, не довольствуясь приобретенными в Герате знаниями, отправляется в Самарканд и продолжает там свою учебу у крупнейших ученых — Кази-заде Руми, Фазлуллаха Аби-Лейси и других. Благодаря своим исключительным способностям и трудолюбию Джами получил блестящее для того времени образование. Он обладал широкими познаниями в арабском языке, грамматике, философии, законоведении, основах религии, истории ислама, чтении и комментировании корана, в точных науках, математике, астрономии и др.
По возвращении в родной город Джами хотел поступить на службу к правителям Герата. Однако, столкнувшись с отвратительными явлениями придворной жизни, Джами отказался от служебной карьеры и вступил в суфийско-дервишеский (дервиши — мусульмане-аскеты) орден Накшбанди, избрав себе духовным руководителем известного гератского суфийского шейха Сададдина Кашгари, последователя Бахаэддина Накшбанда, основателя ордена Накшбанди.
Суфизм—религиозно-пантеистическое учение, возникшее в VIII—IX веках в Аравии и Ираке и направленное против догматов и организационных форм официальной, господствующей религии — ортодоксального ислама. Это пантеистическое учение, начавшее с X—XI века оказывать влияние на литературу, вначале было формой протеста народных масс против феодального гнета, освященного исламом, и таким образом носило относительно прогрессивный характер. Однако впоследствии оно раздробилось на множество толков, значительная часть которых превратилась в орудие одурманивания народных масс. Последователи этих течений проповедовали отречение от мира, умерщвление плоти, непротивление злу и призывали
людей бросить мирскую суету, обратить свои взоры к потустороннему миру, советовали обездоленным и несчастным переносить «посланную им свыше» долю с терпением и не жаловаться «на неотразимую волю провидения».
Однако часть суфийских течений носила прогрессивный характер и продолжала оставаться средством для выражения недовольства и протеста народных масс против официальной религии и феодального строя.
Творчество многих выдающихся персидских и таджикских поэтов (Санаи, Аттар, Саади, Руми, Джами и др.) носило суфийскую окраоку, и сами они были проповедниками этого учения.
Суфизм служил удобной формой, в которую облекались оппозиционные мысли, критика произвола и тирании. Осуждение власть имущих и богатых в их стихах принимало форму пренебрежения мирской суетой.
В творчестве этих суфийских поэтов в известной степени отразились интересы и быт, чаяния и стремления трудящихся масс, подвергавшихся хищнической эксплуатации, жестоким притеснениям и насилию. Но защита интересов трудящегося люда — крестьян, ремесленников и других обездоленных народных масс — в творчестве этих поэтов выражалась в своеобразной и характерной для того времени форме.
Они призывали царей и правителей, ханов и эмиров быть справедливыми и добрыми по отношению к своим подданным, не подвергать насилию и притеснению, грабежу и обидам трудящийся народ.
Если же эти поэты убеждались, что подобные поучения остаются бесплодными и не оказывают никакого воздействия на сильных мира сего, они прибегали к устрашению их всевозможными божескими карами и адскими мучениями, постоянно напоминая правителям, что не нужно забывать о том свете, об огне вечном и возмездии бога; советовали им вести воздержанный аскетический образ жизни, довольствоваться черствым хлебом и не расточать народное добро, не жить в разврате и пустой, бессмысленной роскоши.
Суфизм Бахаэддина Накшбанда вполне умещался в рамках ислама. Главный принцип учения Накшбанда — неуклонное следование заветам пророка Мухаммеда и его сподвижников. В отличие от более ранних течений суфизма учение Накшбанда не требовало «отречения от мира сего», ухода от человеческого общества, уединения, углубления и погружения в себя, фанатизма в «умерщвлении плоти» и пр. Основное требование этого ордена сводилось к следующему: «Уединение в обществе, странствие на родине, внешне — с людьми, внутренно — с богом». Главная задача человека, по учению Накшбанда, заключалась в служении своему ближнему, в постоянной и бескорыстной помощи людям, а не «в уединении при гробнице какого-нибудь святого».
Учение Накшбанда отличалось терпимостью и снисходительностью к людям.
Вступив в этот дервишеский орден, Джами, однако, не следовал слепо всем его предписаниям. Воспитание, характер его подготовки не позволяли ему предаться исключительно практической деятельности. Джами решил заняться философским обоснованием практических основ суфизма толка Накшбанда. Жизнь Джами после вступления в орден Накшбанди, под опеку шейха Сададдина Кашгари, протекала в научной и творческой работе среди книг или же в общении с близкими и друзьями. Книги были постоянными спутниками и любимыми друзьями Джами. Он говорит:

Верней, чем книга, не найти друзей,
В наш век печальный — в сонмище скорбей.

Сто наслаждений есть в общенье с книгой.
Но в ней обиды нет душе твоей.


(Перевод В. Державина)


Или:

В пустыне спутница мечтанья — книга,
Рассвета мудрости сиянье — книга,

Друг бескорыстный, каждое мгновенье
Высокие дарящий откровенья.


(Перевод В. Державина)


Большое место в жизни Джами занимала дружба с его учеником, великим узбекским поэтом Алишером Навои. Эта дружба, вытекавшая из общности их мировоззрения, взглядов и жизненных задач и выражавшаяся в тесном и плодотворном творческом сотрудничестве, отразилась самым благоприятным образом на творчестве как Джами, так и Навои.
Джами оставил после себя богатое литературное наследие — около пятидесяти разнообразных поэтических и прозаических сочинений. Он пробовал свои силы почти во всех жанрах тогдашней литературы. Он оставил после себя три лирических дивана — сборника стихотворений, семь больших эпических поэм, несколько прозаических сочинений, многочисленные работы по истории и литературоведению, трактаты по философии суфизма и пр.
Свои силы на поэтическом поприще Джами начал пробовать, вероятно, еще в юношеские годы в Герате, до отъезда в Самарканд. Однако стихи, относящиеся к этому периоду, до нас не дошли. Самые ранние из дошедших стихов Джами относятся к 40-м годам XV века. Эти стихи главным образом лирического содержания (газели). Эти газели впоследствии вошли в его диваны — сборники лирических стихотворений.
Большинство этих газелей проникнуто гуманистическими идеями «и отличается простотой и ясностью образов, естественностью описываемых чувств, убедительностью и оригинальностью сравнений и других изобразительных средств, доступностью языка, словом — глубоким содержанием и изящной формой:

С тобою не встречаться не могу,
Но также и расстаться не могу.
Могу я отказаться от надежд,
От милой отказаться не могу.
Горю в огне сокрытом, но тебе
Я все еще признаться не могу.
«Ты — кипарис», — я молвил, но стыжусь,
В ошибке я сознаться не могу.
Сказал я без тебя: «Что ж, подожду!»
Сказал, но дожидаться не могу.
Сама ты подари мне поцелуй:
Его я домогаться не могу.
Терпению Джами не научу:
За это дело взяться не могу.


(Перевод С. Липкина)


Или:

Не нужен свет луны мне в ночь свиданья:
К чему над днем светильника сиянье?
Зачем ты грабишь бедного страдальца,
Зачем руины обложила данью?
Врача благословляю, что воскликнул:
«Не излечить ожоги расставанья!»
Ты почему моих не терпишь вздохов, —
Ужели есть в жестокой состраданье?
Ты камнем гнета, прахом притесненья
Убила дерзкие мои мечтанья.
Ну, поцелуй меня! Ужель упрямство —
Обычай благородного созданья?
В душе Джами твои пылают губы, —
То красного вина в стекле пыланье!


(Перевод С. Липкина)


Однако венцом творений Джами являются не его газели и не многочисленные сочинения но истории, литературе и философии суфизма, а его поэмы — под общим названием «Хафт оуранг» — «Семь престолов», созданные по образцу знаменитого «Хамсе» — «Пятерицы» — великого персидского поэта Низами и Эмира Хосрова Делийского.
Первая из этих поэм, «Дар праведникам», написана в 1481—1482 годах.
Поэма «Дар праведникам» представляет собой своеобразный сборник дидактических бесед (макале), в которых главное место занимают религиозные вопросы, разрешаемые в духе ортодоксального ислама, а также предписание суфийского учения. Общественно-политическим вопросам в поэме отведено незначительное место.
Второй частью «Семерицы» является поэма «Четки праведников», написанная в 1482—1483 годах.
В этой поэме, посвященной также вопросам суфийского учения и анализу психологического состояния человека, идущему по пути суфизма, Джами едко высмеивает и разоблачает тех бесчисленных шарлатанов, которые, выдавая себя за дервишей-суфиев, обманывали доверчивые народные массы, обирали их и накапливали огромные богатства. Джами резко восстает против людей, видевших в суфизме средство к наживе. Поэт указывает, что у суфиев не может быть личных интересов, истинный, настоящий суфи не должен «быть бременем для других», а обязан «брать их бремя на себя и помогать им по мере сил и возможности».
Третья поэма «Семерицы», «Юсуф и Зулейха», написана в 1483 году.
Эта поэма Джами приобрела широкую известность на Востоке и поныне пользуется огромной популярностью. Положив в основу своей поэмы сюжет популярной на Востоке легенды о любви к Иосифу прекрасной жены египетского вельможи Пентефрия, Джами создал высокохудожественную поэму, в которой, несмотря на его цель — восхваление божественной любви, он дает яркую картину любви земной.
Четвертую часть «Семерицы» составляет поэма «Лейли и Меджнун», которую поэт закончил в 1484 году. Содержание поэмы сильно отличается от одноименной поэмы Низами. Джами усилил бытовой элемент в поэме, но вместе с этим усилил в ней и религиозные настроения.
Пятая часть «Семерицы» — поэма об Александре Македонском. Поэма написана в 1485 году и называется «Хираднамеи Искендери» — «Книга мудрости Искендеровой».
Две другие поэмы, составляющие предпоследнюю и последнюю часть «Семерицы», называются «Силсилат-уз-захаб» — «Золотая цепь» и «Саламан и Абсаль». Поэма «Золотая цепь» делится на три части, первая из которых составлена раньше всех других поэм —около 1472 года. Особый интерес представляет третья часть поэмы. Она посвящена вопросам управления страной и характеристике идеального, образцового, по мнению автора, правителя.
Среди прозаических произведений Джами особое место занимает «Бехаристан» — сборник коротких, большей частью дидактических рассказов и биографий знаменитых поэтов. «Бехаристан» написан в 1487 году. Благодаря простоте и доступности языка, увлекательным забавным бытовым и историческим рассказам, в которых рифмованная проза переплетается с изящными четверостишиями, «Бехаристан» получил широкое распространение на Востоке и переведен на многие восточные и западные языки. Как было сказано, Джами жил и творил в XV веке. Юношеские годы Джами протекали в сравнительно благоприятной обстановке. В период правления Шахруха (1409—1447) на время улеглись феодальные междоусобицы и раздоры, прекратились войны, беспрерывно продолжавшиеся после смерти Тимура (1376—1405). В этот период создаются некоторые предпосылки для экономического и культурного развития государства тимуридов. Однако после смерти Шахруха опять наступили тяжелые времена.
Возобновились феодальные междоусобицы и раздоры, шли беспрерывные войны, тяжелым бременем ложившиеся на плечи трудящихся масс. Распалось обширное государство, созданное грозным Тимуром. Образовалось множество мелких самостоятельных владений, которыми правили царевичи и эмиры, не признававшие верховного правителя. Только после воцарения Хусейна Байкары (1469—1506) наступило сравнительно спокойное время, прекратились междоусобицы и войны.
Однако положение народных масс не намного улучшилось. Феодалы и сам султан, проводившие время в беспрерывных кутежах, попойках и жившие в бессмысленной роскоши, взимали с населения огромные налоги. По всей стране царили жестокий произвол, насилие и грабеж. Особенно невыносимо было положение крестьян. Помимо огромных налогов и поборов, которое выплачивало крестьянство, оно подвергалось открытому грабежу со стороны сборщиков налогов и пр. Жизнь народных масс отравляли также религиозные распри, разжигаемые и раздуваемые духовенством.
Все это обусловило вступление Джами на путь суфизма.
Отказавшись от государственной службы и став суфием, Джами хотел своими мудрыми советами и наставлениями образумить государей. В одном из своих стихотворений Джами говорит:

В моем диване собраны газели
Снедаемых любовною тоскою,

Высокие раздумья, поученья,
Накопленные мудростью людскою.

Но не найдешь в нем поминанья низких
И лести с многословностью пустою.

В нем слово к шахам с пожеланьем блага
Правдолюбивой писано рукою.

Хоть по сто раз прочти в моем диване
Строку его любую за строкою,

Ты не столкнешься, в похвале достойным,
С искательством, с корыстною тщетою,

И ни одной в нем просьбы о подачке
Не высказано льстивою кытою!


Обращаясь к носителям власти, Джами старался учить, наставляя их, воздействовать на тех, от кого, как думал поэт, зависела судьба народа:

Эй, чтящий только перстень свой и трон.
Доколе трон и перстень твой пребудет?

Все истребится — время и земля,
И снова хаос, полный тьмы, пребудет.

Живя, твори добро! Когда уйдешь —
Лишь память добрых дел с тобой пребудет.

(Перевод В. Державина)


Джами сурово осуждал поэтов, которые отдавали свой талант не на служение благородным целям, а на воспевание владык, их войн и пиров:

Он подл и низок в помыслах; но вдруг
В любой стране является, как друг.

Он, как собака с лапой обожженной,
Из двери в дверь несется исступленно.

И если он пронюхает, что близ
Повеселиться люди собрались,

Что жарится кебаб, что все готово:
Вино и струны, музыка и слово, —

Непрошенный, врывается он в дом,
Как муха в чашу с кислым молоком.

Когда же он напьется и нажрется —
Затеет спор, со всеми подерется.

И, с фонарем иод глазом, из дверей
Он вылетает, выбитый взашей.

И от него ты не убережешься,
И хитростью любою не спасешься.

От самозванцев, наводнивших свет,
Позорным стало звание «поэт».

Теперь молва «поэтом» кликать стала.
Кого «прохвостом» прежде называла.

«Поэт» хоть слово краткое оно,
Но в нем бесстыдства море вмещено.

Лесть, жадность, грязь, невежество с пороком —
Все в этом «званье», прежде столь высоком.


(Перевод В. Державина)


Джами постоянно советует властелинам и правителям, высокопоставленным особам и богачам, что нужно вести воздержанный образ жизни, не расточать народное добро, ибо за свои дела люди должны держать ответ на том свете. Так, в своей знаменитой касыде «Лу-джат-ул-асрар» («Море тайн»), написанной в 1475 году, поэт говорит:

Шах —груда рдеющего жара;
а кучка подлых приближенных —

То кочерга, что помогает
ему сжигать и дом и сад.

Остерегайся, о вельможа,
слез угнетенного и стонов,

Гляди, они, — готовы хлынуть, —
потопом в облаках висят.

Страшись; созреют стрелы вздохов
и над тобой беду посеют.

Их жал железные удары
небесный свод изрешетят.

Страшись молитвы угнетенных —
ее подкоп тебя достанет,

Хоть в бездне неба, на Сатурне
поставишь крепость ты и град.

Величьем внешним обольщенный,
владыку ты зовешь горою,

Но ведь и он рукою смерти
в пращу, как камень, будет взят.

Отколь Хосров ни возвращался,
он отдыхал в своих чертогах,

Где нынче — ни столпов, ни кровель,
где лишь развалины лежат.


(Перевод В. Державина)


Но нередко поэт, видя, что его мудрые наставления остаются бесплодными, переходил к открытому обличению тирании и деспотизма сильных мира сего, носителей власти. Так, в XIII главе первой части «Семерицы» — поэмы «Тухфат-ул-ахрар» мы читаем:

Коль крепок корень гнета твоего,
Грозит насилье миру от него.

Когда хозяин дома в бубен бьет,
Весь дом его под бубен в пляс идет.

Вот целый город разорен вконец,
Чтоб выстроить тебе один дворец.

Ты лучше брось строительство свое
И прекрати грабительство свое.

Ты не боишься целый сад сгубить,
Чтоб яблоко одно лишь надкусить.

Не брал бы ты его! Не миновать
Тебе за весь тот сад ответ держать!

И куры в плов тебе и всякий плод
Насильно взяты из дому сирот.

Твой наглый повар не нарубит дров,
А тащит со спины у стариков.

Твой сокол, волей слуг твоих — воров,
Клюет цыпленка жалких бедняков.

И конь твой ест солому и ячмень
Из торбы нищенской во всякий день.


(Перевод В. Державина)


Таким образом, проповедь аскетизма, отречение от мирской суеты Джами возникала на основе благородного негодования, возмущения пустой роскошью и развратной жизнью тех людей, к которым она была обращена.
Джами не следует смешивать с теми суфиями, которые стремились убедить обездоленных и голодных, что они вечно должны быть голодны и не жаловаться на «неотразимую волю провидения».
Джами постоянно обличал подобных суфийских дервишей и шейхов. «Справедливостью держится государство, не религией. Нечестивый, который стал славен справедливостью, лучше для страны, чем набожный притеснитель».
Джами был большой художник, замечательный мастер слова. Поэтическое слово, поэзию Джами рассматривал как средство, при помощи которого можно высказать разумные, полезные для людей советы и мысли, учить их добру.
Сурово осуждая многих своих современников — гератских поэтов, смотревших на поэзию как на источник дохода, Джами также резко выступал и против тех поэтов, которые в поэзии форму, технику ставили превыше всего и тем самым игнорировали содержание, мысль. Джами, как и его друг и ученик Навои, от поэзии требовал прежде всего содержания, богатого, полезного и веокого, ибо изящная форма без содержания — это «узорный шелк на безобразном стане»:

Когда искусством ты украсишь ложь,
Ты высоко его не вознесешь.
Зачем в шелка рядить уродство будешь?
Ты прелести уродству не добудешь,
Урода шелком не украсишь ты,
А шелк утратит прелесть красоты.


(Перевод А. Васильева)


Поэт указывает, что художественную ценность могут представить только те творения, в которых глубокое содержание сочетается с изящной формой:

...если с правдой связаны слова, —
И красота и сила их жива.
Пройдет их слава по путям небесным,
Поэта имя станет всем известным.
А если строки ложью рождены,
Их суть презренна и слова бледны, —
То в бороде застрянут виршеплета
И сверх усов не будет им полета.


(Перевод С. Липкина)


Следует отметить, что творчество Джами не во всех своих частях одинаково ценно. Для нас не может быть приемлемым его миросозерцание, пропитанное мистикой и не выходившее за рамки правоверного ислама, а также его отрицательное отношение к философскому наследию ибн-Сины и Омара Хайяма.
Но лучшие страницы творений Джами вошли в золотой фонд персидской и таджикской классической литературы, и все то лучшее, что было в творчестве Джами, стало достоянием как персидского, так и таджикского народа.

Рустам Алиев,
М. Н. Османов.
Категория: Здоровье Души - Мудрость | Просмотров: 2922 | Добавил: davidsarfx | Теги: Державин, Гребнев, липкин, Аристотель, Македонский, персидский, Таджикский, Газели, лирика, Джами | Рейтинг: 4.0/1
Всего комментариев: 0
avatar