Добо пожаловать, Гость!
"Ճանաչել զ`իմաստութիուն և զ`խրատ, իմանալ զ`բանս հանճարոյ"
Մեսրոպ Մաշտոց, 362 - 440 մ.թ

"Познать мудрость и наставление, понять изречение разума"
Месроп Маштоц, создатель армянского алфавита, 362 - 440 г. от Рождества Христова.
Главная » 2016 » Май » 28 » Аль-Харири Абу Мухаммед аль-Касим. МАКАМЫ. Забидская макама (тридцать четвертая).
17:50
Аль-Харири Абу Мухаммед аль-Касим. МАКАМЫ. Забидская макама (тридцать четвертая).
Рассказывал аль-Харис ибн Хаммам:
— Когда по дороге в Забид пересекал я пустыни едва проходимые, был со мною мои невольник любимый. Этого юношу вырастил я и воспитал, обучал его и на путь прямой наставлял. Вел он себя примерно, служил мне верно, не ошибался, во всем угождал, желанья мои предупреждал. Немудрено, что был я привязан к нему всей душой и, куда бы пи ехал, всегда его брал с собой. Но в Забиде губительница судьба унесла моего раба. Проводил я носилки его погребальные дорогой печальной и потом целый год от горя мне в горло не лез кусок, а решиться купить невольника нового никак я не мог!
В одиночестве было трудно, тяжко и скудно; захотелось мне вновь обрести покой, н решил я жемчужину утраченную жемчужиной заменить другой. Попросил я забидских работорговцев :
— Подыщите такого, что мне по вкусу придется — пусть он будет красивый, расторопный, красноречивый, из тех, кого благородные люди вскормили и обучили и лишь по бедности с ним расстаться решили.
Они обещали дружно добыть невольника, какого мне нужно: взялись за дело, один другого живее, и клялись отыскать его поскорее. Месяцы шли, друг друга опережая, полнолунья ущербами сменяя, но торговцев я понапрасну ждал: гром их обещаний ливня мне не послал.
Когда я увидел, что просьбы мои забылись пли торговцы забывшими их притворились, я подумал: «Не всякий, кто отмеряет локтями, отрезает тоже локтями, и лучше всего чесаться собственными ногтями».
Решил на других я больше не полагаться и сам на рынок стал собираться: приготовил монеты и того и другого цвета (1) пришел на рынок, попросил невольников мне показать и цены назвать.
Тут подошел ко мне человек, закутанный покрывалом, которое рот и нос закрывало, юношу он за собою тащил и такие стихи говорил:

Новольника купите у меня,
Он взор ласкает, красотой пьяня,

Приказ он понимает с полуслова,
И льется речь его, ручьем звеня.

Хозяину всегда он верен свято:
Велишь — не побоится и огня!

Он вытерпит и холод и лишенья,
Судьбу свою за это не кляня,

Он служит господину бескорыстно
И не седлает лживости коня,

А если ты ему доверишь тайну —
Он умереть готов, ее храня.

В стихах и в прозе равно он искусен,
А в жаркой битве — тверже он кремня!

Клянусь, что, если бы не бедность злая,
Пришедшая, достаток мой сменя,

Его и за богатства всех Хосроев
Не продал бы до Судного я дня!


Говорит рассказчик:
— Когда я увидел стройность юноши, его красоту и лица чистоту, поразило меня его совершенство, показался он мне обитателем сада блаженства. Я сказал себе: «Если он человечьего рода, то несомненно — самой высокой царской породы!»
И спросил у невольника, как его звать, не для того, чтобы имя узнать,— мне захотелось испытать, будет ли блеск его речи блеску лица под стать и даст ли его произношение уму усладу и утешение. Но не услышал я от него ни слова — ни горячего, ни холодного, ни благородного, ни простонародного. Я сказал, отвернувшись:
— Что ж в нем хорошего, если он дара речи лишен!
Юноша рассмеялся, гордо тряхнул головой н звонким голосом ответ продекламировал свой:

Хоть я молчал, не разжимая губ,
Ты зря со мной несправедлив и груб!

Ты спрашивал об имени моем?
Изволь: я — Юсуф, Юсуф ибн Якуб.

Открыл завесу я перед тобой —
Пойми слова мои, коль ты не глуп.


Говорит рассказчик:
— Стихи его сердце мое растопили и разум пленили. Я заслушался юношу красноречивого и не вспомнил про Юсуфа Правдивого, скрытым смыслом стихов не был я озабочен: хотелось мне очень поскорей о цене осведомиться и с хозяином его сговориться. Я думал, что дорого он запросит, потому что юношу так превозносит, и даже был готов заплатить до того захотелось мне его купить, и я до крайности удивился, что владелец невольника не дорожился. Он сказал:
— Если будет цена невысока и сумма невелика, ты увидишь в этом божье благословение и почувствуешь к юноше расположение. Я хочу, чтобы этот невольник был душе твоей мил, чтобы ты его полюбил. Хочешь двести дирхемов за него отдать — всю жизнь меня будешь добром поминать!
Я деньги с радостью заплатил, считая, что сделку удачную заключил. Но, одетый в легкомыслия платье, я не подумал, что за дешевое всегда мы дорого платим. Время настало расставаться — старику с невольником распрощаться. Ливнем невольник стал слезы лить и хозяина прежнего корить:

Ужели меня продаешь ты сейчас,
Чтоб скудных припасов пополнить запас?!

Ужели твоя справедливость допустит,
Чтоб я от печали и горя угас?!

Измучен я страхом, терзаем тревогой,
И слезы нотоками льются из глаз!

Ты часто меня подвергал испытаньям,
Советы мои принимал ты не раз;

Приманкой служил я тебе на охоте
И с крупной добычей являлся подчас;

Опасности мне покорялись послушно —
Тебя ведь не раз я от гибели спас!

Скажи, разве я от войны уклонялся
И не был святым для меня твой приказ?

Я ложь не подмешивал к чаше беседы
И стадо на поле обмана не пас!

Во мне ты не видел грехов и пороков,
И дружба моя — драгоценный алмаз!

А совесть позволит ли друга отбросить,
Как старый и рваный ненужный палас?

Ужель униженья теперь я достоин
И только товаром кажусь я для вас?

И ты почему ие сберег моей чести,
Как я сберегаю твой тайный рассказ?

Ты вспомни царей, торговавших Сакаби,—
Ведь каждый встречал неизбежный отказ!

Так лошадь ценили! А ты человека
Позорно на рынок привел напоказ!

Скажу я: какого сгубили героя,
Прекрасного духом без всяких прикрас!


Говорит рассказчик:
— Когда хозяин прислушался к его стихам и внял его удивительным словам, стал он так горестно вздыхать, что начали все вокруг рыдать. Потом он сказал:
— Этот невольник мне как родной сынок, словно моего сердца кусок! Если б мой дом не был теперь пустым, если б от очага моего поднимался дым, я бы не выпустил его из гнезда, пока не закатится жизни моей звезда. Видишь, как он кручинится от разлуки, как от горя кусает руки? Люди благочестивые добры и мягки душой, всегда онп выполняют милосердия долг святой. Ради Аллаха, печаль ты мою развей, обещая расторгнуть сделку по первой просьбе моей. Не считай это трудным и не сердись — ведь об этом есть достоверный хадис: «Если кто, раскаявшись, недействительной сделку признает, ошибки его Аллах недействительными считает».
Сказал аль-Харис ибн Хаммам:
— Я дал ему обещание — стыдно было бы отказать, но про себя подумал, что сделку не стану ни за что расторгать. Притянув к себе юношу, старик его крепко поцеловал и, обливаясь слезами, сказал:

Ты терзанья и страхи, мой друг, укроти,
Постарайся душе утешенье найти.
Быть недолго тебе у чужих взаперти —
Но промедлят верблюдицы встречи в пути!
Взор надежды к всевышнему ты обрати!


Потом он добавил:
— Не тужи, хозяина славного тебе я нашел!
Полы свои подобрал и ушел. А у юноши слезы все так же обильным потоком текли, пока старик не скрылся вдали. Когда же невольник от слез утомился и ливень его прекратился, он ко мне обратился и спросил:
— Как ты думаешь, почему я слезы лил?
Я ответил:
— Разлука твоя с господином гореванья и слез причина.
Он возразил:
— Нет, я в одной, ты в другой долине! (2) Разница велика меж оазисом и миражем в пустыне!
Потом продекламировал:

Не о разлуке горько мне рыдать
И не о том, кто мне отец и мать,—
Нет, о глупце, что всем глупцам под стать,
Разумной речи не хотел внимать!
Позора он не сможет избежать,
Ему пропавших денег не видать!
Иль слов моих не смог ты разгадать?!
Свободный я, нельзя меня продать —
Ведь в имени намек легко понять!(3)


Говорит рассказчик:
— Я сначала подумал, что это веселая шутка, но скоро от речи юноши стало мне жутко: он упорно настаивал на своей правоте и обвинял меня в слепоте. Мы стали сражаться: сначала словами, потом руками, и тогда дело дошло до суда. Судье мы суть дела прояснили и все по порядку изложили. Он сказал:
— В предупреждении — извинение, предостережение влечет за собой снисхождение, а предварение не есть упущение. В его словах было для тебя назидание, ты же не обратил внимания. Глупость свою напоказ не выставляй, лишь самого себя упрекай и этого юношу за невольника не считай: он свободного происхождения, противны ему унижение и принуждение. Я запомнил его лицо: вчера вечером он приходил с отцом, отец его сыном единственным объявил и все наследство за ним закрепил.
Я спросил у судьи:
— А знаешь ли ты отца этого молодца, да опозорит их обоих Аллах и да пошлет им мученья и страх!
Он ответил:
— Кто же из судей Абу Зейда не знает?! Каждого этот шейх донимает!
Я стал призывать на помощь Аллаха и зубами скрипеть с досады, да, видно, думать раньше мне было надо, раньше понять, что его покрывало было лишь хитрой уловкой, стихом плутовской касыды, составленной ловко. Опустил я глаза от стыда и поклялся, что с теми, кто скрывает лицо покрывалом, дела не буду иметь никогда. Оплакивал я убытки, горько вздыхая, насмешки друзей своих предвкушая. Сказал судья, видя горе мое и тревогу:
— Успокойся же, ради бога: ты убытком не считай поучение, ведь тот, кто твою осмотрительность пробудил, не совершил преступления. Уроки полезные из этого извлекай, от друзей оплошность свою скрывай, но всегда вспоминай, какое постигло тебя наказание; в твоей потере — для тебя назидание! Следуй тому, кто в несчастьях проявляет терпение и слушает поучения!
Сказал аль-Харис ибн Хаммам:
— Душу свою в одежды стыда и печали я облачил и полы собственной глупости повлачил. Обиженный Абу Зейдом, решил я с ним навеки порвать и ему при случае об этом сказать. Стал я дом Абу Зейда обходить стороной и к нему поворачиваться спиной, пока не привели меня ноги к встрече с шейхом на узкой дороге. Он по-дружески бросился ко мне с приветом, а я нахмурился и оставил его без ответа. Он спросил:
— Что же ты друзей обижаешь, своим невниманием унижаешь?
Я воскликнул:
— А ты забыл, как ты скверно надо мной подшутил?
Абу Зейд улыбнулся снисходительно и сказал примирительно:

В обращенье твоем — на враждебность намеки,
Словно стал я тебе и чужим и далеким,

Оснащаешь ты перьями стрелы укоров,
Истерзает мне душу полет их жестокий.

Мне пеняешь, что вывел я сына на рынок,
Слез фальшивых о нем проливая потоки,—

Я не первый придумал такую продажу,
Не ко мне обращай свои злые упреки:

До меня, ты припомпи, потомки Якуба
Брата продали в рабство (4), они ведь — пророки!

Я клянусь тебе Меккой, куда караваны
Держат путь и паломник спешит одинокий,

Я клянусь обходящими Кабу святую,
Чтобы долг перед богом исполнить высокий,—

Было б вдоволь дирхемов — не знал бы позора
И не стал бы слагать я обманные строки.

Ты уж друга прости, не читай наставлений —
Не нужны мне, поверь, поведенья уроки.


Затем он сказал:
— Я заслужил снисхождение, а ты своих денег не жди возвращения. Если ты от беседы со мной уклоняешься, потому что за деньги оставшиеся опасаешься, то ведь я не из тех, кто дважды жало свое выпускает и на горящие уголья человека дважды толкает. Ну а если не в этом дело, если скупость тебя одолела и ты мечтаешь спасти то, что попало ко мне в суму,— то пой марсию уму своему!
Сказал аль-Харис ибн Хаммам:
— Он заставил меня уговорами плутовскими и чарами колдовскими на него опять с любовью взглянуть и дружбу ему вернуть, забыть, как он подшутил надо мной, и больше не вспоминать об этой проделке злой.

Примечания.

(1) ...монеты и того и другого цвета...—т. е. и золотые (динары), и серебряные (дирхемы).
(2) Я в одной, ты в другой долине! — Пословица, которая употребляется, когда между двумя людьми или между двумя мнениями очень большая разница.
(3) Ведь в имени намек легко понять! — Имеется в виду, что свободного Иосифа братья продали в рабство, совершив обман.
(4) ...потомки Якуба Брата продали в рабство..,— см. примеч. 3.
Категория: Здоровье Души - Мудрость | Просмотров: 2321 | Добавил: davidsarfx | Теги: новелла, арабская, Макамы, Аль-Харири, легенда, сказка, мудрость, Средневековая, Сказание, Восток | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
avatar