20:05 Аль-Харири Абу Мухаммед аль-Касим. МАКАМЫ. Нисибинская макама (девятнадцатая). |
— Был в Ираке засушливый год: ветер дует, а туч не несет. Но странники говорили, что в Нисибине житье привольное — земля плодородна, а люди жизнью довольны. И вот оседлал я верблюда махрийского (1), к седлу приторочил копье самхарийское (2). То в гору, то вниз с горы крутой, земли сменялись одна за другой. И вот в Нисибине я — всадник усталый на верблюжьем горбу исхудалом. Нисибинскою жизнью я наслаждался, а верблюд мой сочной травою питался. И решил я остаться в этом краю, пока дождь не напоит землю мою. Не успели глаза мои ополоснуться сном, не успела ночь разрешиться от бремени днем, гляжу: Абу Зейд по городу бродит, без цели как будто, а пользу находит — из уст он сыплет жемчужины слов и выдаивает щедрые струи даров. За труды мне судьба добычу послала, одинокой стреле двойника сыскала! И стал я, как тень, за ним ходить, на лету слова Абу Зейда ловить. Но вдруг на него лихорадка напала, на костях его мяса оставила мало, затянулась болезнь, унесла все силы и наше общение прекратила. Я не знал, куда от тоски мне деться — плакал я, как без матери плачет младенец: Тут слух прошел, что звезда его закатилась, когти гибели в тело его вцепились. Этот слух опечалил многих людей и привел к его дому добрых друзей: В смущенье потупясь, печали полны, От боли качаются — будто пьяны, Льют ведрами слезы и волосы рвут, Царапины горя на лицах видны. Готовы и жизнь и богатство отдать За друга, которому сердцем верны. Говорит рассказчик: — Горем охваченный, в толпе друзей я долго стоял у знакомых дверей, ожидая хороших ли, дурных ли вестей. Наша надежда казалась зыбкой — но сын Абу Зейда к нам вышел с улыбкой. И мы обступили его с расспросами, о друге своем забросали вопросами. Он сказал: — Положение тяжким было, сильно его лихорадка била, здоровье она истощила вконец, на краю гибели был мой отец. Но теперь он очнулся, и силы его укрепил Аллах — возвращайтесь домой и отбросьте страх: вот-вот он встанет, начнет ходить и снова вином вас будет поить. Можно ли радость друзей описать? Абу Зейда все хотят повидать! Сын вошел к отцу — спросить для нас позволения — и скоро вышел к нам с разрешением. Смотрим: хворь Абу Зейда иссушила, но красноречия не лишила — мы расселись, с него не спускаем глаз, а он говорит, бросив взор на нас: — Вот что я сочинил сейчас: Слава Аллаху — целителю, Трепетных тварей хранителю! Спас он меня — но когда-нибудь Сдамся я року-губителю. Рок мне отсрочку пожаловал, Чтоб угодить повелителю, Но не под силу спасти меня Даже вождю-покровителю (3), Если придет мой последний час, Ведомый судеб вершителю. Близок, далек он — не все ль равно: Счастья земному нет жителю — Тяжкие беды влекут его К смерти — надежды крушителю. Говорит рассказчик: — Пожелав, чтобы дни Абу Зейда продлились, а страх и болезни отдалились, мы подумали встать, боясь его утомлять, но он сказал: — Оставайтесь, пока светло,— от приятных слов на душе тепло. Беседа с вами меня исцелит, голод души моей утолит и радость притянет, словно магнит. Мы перечить ему не стали, из сливок беседы долго масло сбивали, пока языки у нас не устали. Знойный день созрел, истомила жара, на полуденный отдых всем пора. Сказал Абу Зейд: — Вижу, сон вам шеи склонил и глаза соблазнил. Он — могучий враг, побеждающий сразу, и жених, который не встретит отказа. Сам пророк нам в полдень велит отдыхать и шайтану не подражать (4). Говорит рассказчик: — Мы ослушаться слов его не могли: Абу Зейд улегся — и мы легли. И Аллах ударил нас по ушам и послал дремоту нашим глазам. Вышли мы из-под власти бытия земного, и попали мы в руки сна дневного. Проснулись, смотрим: жары уж нет, потускнел и состарился солнечный свет. Омовение мы поскорей совершили, оба долга сполна уплатили (5) и по домам разойтись решили. А сын Абу Зейда — рядом с отцом (так похож — как будто одно лицо). Отец говорит ему: — На гостей, сынок, посмотри: ведь угли голода их жгут изнутри. Вокруг «отца собрания» (6) ты их собери — двери радости голодному отвори. Предложи им отведать «сына теста» (7), румяного, как невеста. «А «сыну теста» пошли в подкрепленье «разумного едока наслажденье» — козленка, зажаренного на углях, желанного гостя на всех пирах. А за ним пусть появится «отец вкуса» — острый и ароматный уксус. Пригласить и «помощницу трапезы» надо — без соли есть ли в пище отрада? И добудь — не забудь—«мастериц приправы» — зелень и пахучие травы. Подай сикбадж — «господина пиров»,— такого не пробовал сам Хосров! А затем и харису — «утеху стола»,— чтоб беседа застольная веселее текла! И тащи джаузаб — госпожу наслажденья»,—нападайте, друзья, на нее без стесненья! На закуску — хабис, «покой желудка»,— он печаль разгоняет, как хорошая шутка. А к нему фалузадж — «угощенья венец»,— кто посмеет сказать, что ты скупец? Но таз и кувшин подавать не спеши — пусть гости полакомятся от души! А когда все устанут и насытятся угощением и руку пожмут «отцу омовения» (8) — пусть собрание обойдет «отец аромата» (9) — как у людей благородных, богатых. Сын-ловкач все намеки отца уловил: он прекрасными яствами нас обносил и благовония вкруг нас курил. Вот стало солнце домой собираться, мы тоже подумали: пора прощаться, но решили вопрос Абу Зейду задать: Скажи, тебе прежде приходилось видать, чтобы день начинался черным рассветом, а ночь озарялась радости светом? Абу Зейд поклонился — и не медлил с ответом: Не горюй, что к тебе столь безжалостен рок: Схлынет горе — настанет веселия срок. Сколько раз ты видал: чуть подует самум, А его уж сменяет насим-ветерок. Замечал ты, как туча уносится прочь, Чтобы яростный ливень пролиться не мог, И как тает несчастия дым без следа, Словно пламя его поглощает песок. Если вдруг загорится печали звезда — Не кручинься, закат уж ее недалек. Будешь страхом застигнут — крепись и терпи, Знай, что время — могучий целитель тревог, И несчетных, несметных даров ожидай, Принимай их спокойно — ведь милостив бог! Мы с его слов стихи записали, Аллаху всевышнему хвалу воздали и простились, радуясь его исцелению, до краев наполненные его угощением. Примечания. (1) Верблюд махрийский,— Название этой породы верблюдов восходит к племени махра, жившему в Хадрамауте и славившемуся своими верблюдами. (2) Копье самхарийское — т. е. особо крепкое копье. Название возводят к имени города в Эфиопии, откуда копья вывозились, или к имени искусного мастера, занимавшегося их выпрямлением. (3) Вождь-покровитель — Кулейб ибн Рабиа (VI в.), вождь объединения племен северных арабов, пользовавшийся неограниченной властью. Когда он объявлял, например, что животные той или иной территории находятся под его покровительством, никто не осмеливался их трогать. (4) Сам пророк нам в полдень велит отдыхать и шайтану не подражать.— Существует множество преданий, согласно которым пророк рекомендует спать в полдень, чтобы ночью вставать на молитву и чтобы легче выдерживать дневной пост в рамадан; в одном из преданий говорится: «Соблюдайте полуденный сон, ибо только шайтан в полдень не спит». (5) Омовение мы поскорей совершили, оба долга сполна уплатили...— Имеется в виду обязательное ритуальное омовение перед молитвой и совершение сразу двух молитв — полуденной и послеполуденной. (6) Отец собрания — стол с кушаньями. (7) Сын теста — хлеб. (8) Отец омовения — кувшин с водой для омовения рук после еды. (9) Отец аромата — кадило с благовониями. |
|
|
| Всего комментариев: 0 | |